Подводные мастера
Шрифт:
— Ну ладно, смейся, — недовольно сказал Никитушкин и полез в лодку.
Вскоре он вылез оттуда и растерянно поглядел на нас.
— Ну что, нашел быка и кукушку? — насмешливо спросил его Вострецов.
— Ничего не нашел… А странно, ведь я их своими ушами под водой слышал…
— Что ты там слышал? — заинтересовался Толя Цветков. Он у нас всегда появлялся в то время, когда его совсем не ждали.
Я подтолкнул Никитушкина, но было поздно. Цветков уже всё понял.
— Что, расстройство слуха? — озабоченно спросил Цветков. — Галлюцинация?
Если тебе такие крупные звери под водой чудятся, то нужно твои уши проверить.
При этом Цветков сказал какое-то длинное латинское слово и строго посмотрел на Никитушкина.
Но тут все водолазы вступились за Никитушкина и объявили, что тоже слышали под водой голоса зверей и птиц.
— Значит, и у меня была галлюцинация? — хмуро спросил Подшивалов. — А ну, проверяй нам сейчас же уши!
Впервые за свою медицинскую практику Толя Цветков растерялся.
— Ладно, — смущенно сказал он, — спросим у командира лодки, может быть, там действительно были какие-нибудь животные.
Командир на палубе рассказывал штурману о последнем походе. Он вышел из лодки последним и держался твердо. Только когда доставал портсигар, чуть дрогнула рука.
— Потопили мы в порту транспорт с вооружением и выбрались из узкого прохода в море, — рассказывал командир. — А сторожевики противника за нами, на пятки наступают, засыпают бомбами. Мы маневрировать. От взрывов наша лодка кренится, пробки сыплются, рубильники выключаются, в отсеках гаснет свет, на палубу летят осколки разбитых электролампочек и плафонов, откуда-то со свистом врывается воздух, всё в лодке ходуном ходит. Тут лопнула у нас водяная магистраль, и в отсек хлынула вода; люди едва успевали откачивать, наконец наложили пластырь.
А тут еще цистерну с соляром прорвало, — значит, масло всплыло и на поверхности зазмеился след. Теперь уже сторожевики точно по следу спускали бомбу за бомбой. Водяная струя в несколько атмосфер сорвала нам пластырь. Подхватили его мои ребята, телом прижали и держат. Оглохли мы, время забыли. Часа, примерно, два нас сторожевики гоняли. Потом разом всё стихло. Гидроакустики мне доложили, что шум корабельных винтов удаляется. Значит, все бомбы на нас израсходовали, пошли за новыми.
Нам бы поостеречься, посидеть на грунте еще с часок, а мы обрадовались, захотелось вдохнуть свежего воздуха. Всплыли и нарвались на сторожевика. Он с выключенными машинами караулил нас у масляного пятна и бомбы для нас берег. Как ударил бомбой, мы и загремели на грунт…
На ваш приход не надеялись. Радист не успел дать вам полного сигнала. Когда кончился воздух в лодке, потянуло ко сну. Люди валились на дно лодки, открывали рты, как рыбы, покрывались пузырьками пота, задыхались. А сон на дне — это смерть, вы сами знаете. Но всё-таки мы не заснули.
Командир хотел продолжать рассказ, но тут в тишине ночи из-под полубака раздалась тихая трель соловья.
Мы все повернули головы.
Откуда на наше судно залетел чудесный лесной певец?
Он пел, щелкал, свистел, переливался, то вдруг ослабевал, то рассыпался мелкой дробью по тихой палубе корабля.
— Вот почему мы не заснули под водой, — сказал командир.
— Значит на лодке был и соловей? — обрадованно спросил Никнтушкин.
— Да, — сказал командир. — Этот замечательный «соловей» был на лодке и спас нам жизнь. Я от всего личного состава хочу передать ему флотское спасибо за прекрасное искусство. Благодаря его таланту, мужеству и выносливости мы смогли продержаться в лодке до прихода водолазов. Отдаю приказ по кораблю о благодарности нашему «соловью» и вхожу с ходатайством в Военный Совет о представлении его к правительственной награде!
— Соловья к награде? — удивился Никитушкин.
— Тише ты! — замахал на него руками боцман. — Не мешай слушать!
Но соловей уже умолк, и закуковала кукушка. Она звонко расхваливала петуха. А петух хрипловато кукарекал ей в ответ. Потом мы услышали:
Проказница — мартышка, Осёл, козёл да косолапый мишка Затеяли сыграть квартет: Достали нот, баса, альта, две скрипки И сети на лужок под липки Пленять своим искусством свет…— Басни Крылова! — воскликнул Никитушкин и кинулся под полубак.
Мы пошли вслед за ним вместе с командиром. Подводники сидели на скамейках, и синий свет лампочки качался в резки к складках их изможденных лиц. Они дружно смеялись и хлопали артисту. Тщедушный, бледный, перепачканный машинным маслом, в поварском белом колпаке, с небольшой сумкой через плечо артист исполнял басню Крылова в лицах.
— Вот наш гвардейский «соловей», — сказал командир и пожал руку артисту.
— Петя! — крикнул удивленный боцман.
Артист обернулся.
Это был наш любимый, веселый кок Петя Веретенников.
— Как ты попал на лодку? — спросил его Подшивалов.
— Случайно, — сказал Петя. — Меня взяли замещать заболевшего кока.
— Вот так здорово! — сказал Никитушкин. — А мы тебя и не узнали сперва!
Петя улыбнулся и потряс сумочку. Оттуда на его ладонь выбежала серая мышка и поклонилась нам.
— Зато Незабудка вас сразу узнала. — сказал Петя.
Подводники снова дружно захлопали Пете, а наш неуклюжий новый кок закричал «браво» и с грохотом уронил на палубу начищенный бачок.
Под охраной наших торпедных катеров и воздушных истребителей мы благополучно прибыли на базу.
Битва под водой
Уже дважды наша воздушная разведка доносила, что с вражеского берега к башне гидростанции подходит шлюпка. Причалит к бетонной стене башни, невидимой с нашего берега, постоит там с полчаса и снова уходит.