Подводные мастера
Шрифт:
Был уже вечер.
В полуразбитых стеклах керосиновых ламп качалось неяркое желтое пламя, то освещая нос Подшивалова, то уводя его во тьму вместе с бинтами.
И вдруг под потолком сразу засияли три больших матовых шара. Огромная палата наполнилась мягким и ярким электрическим светом, таким ярким, что стал виден каждый отдельный уголок, каждая царапинка на полу, все складки на одеялах, все морщинки на лицах больных.
Глаза больных засияли, точно это у них внутри зажегся свет. Сквозь раскрытые двери стало видно, как залило
Радостный вздох пронесся по всему госпиталю.
— Свет включили!
И не только по госпиталю. По всему городу — по закопченным квартирам, где не повреждена была вражеской бомбежкой электросеть, по цехам оставшихся в осаде заводов — понесся ослепительный световой поток.
Изумленный горожанин радостно, словно впервые, разглядывал при ярком свете свою комнату и улыбался, никак не догадываясь, что возвращение света дело рук водолазов.
Рабочий надевал защитные очки и приступал к срочной электросварке брони поврежденного на фронте танка.
«Сны сбываются, — подумал я, глядя на радостные лица. — Сегодня в театре вспыхнут хрустальные люстры, взовьется занавес, и по залу разольются мощные голоса оркестра».
Подшивалов отогнул края бинта, прикрывавшие ему глаза, и, улыбаясь, молча смотрел на сияющий матовый шар. Он мысленно представил себе, как на огромном мраморном щите станции нажали пусковую кнопку и по толстому фидеру кабеля пронесся электрический ток.
— Хорошо лег кабель на грунт, без колышек, — сказал дядя Миша.
— Толково лег, — кивнул головой Никитушкин.
Сестра с удивлением поглядела на нашу морскую форму.
— Разве вы монтеры? — спросила она.
— Нет, мы водолазы, — ответил дядя Миша.
Загадочные звуки
Много песен сложено на флоте про затонувшие в грозных схватках с врагом русские боевые корабли.
Мы, водолазы, ходим по следам морских песен.
В конце прошлого века затонул воспетый в песне броненосец «Русалка», и мы нашли его на двадцатиметровой подводной скале.
Из трюмов затонувшего в первую империалистическую войну крейсера «Баян» мы, будто картофель, смело выгружали позеленевшие шаровые мины образца тысяча девятьсот восьмого и десятого годов.
В годы гражданской войны, защищая молодую Советскую республику, погибли на минном поле три героических эсминца: «Константин», «Гавриил», и «Свобода». Куски их, разбросанные по дну Балтийского моря, мы впоследствии разыскивали и поднимали наверх.
Немало подводных операций провели мы и в годы Великой Отечественной войны. Враг яростно бомбил нас с воздуха, ослепляя прожекторами и обстреливая из береговых орудий светящимися снарядами, но мы ухитрялись за ночь поднять корабль и увести его из-под самого носа противника.
Помню, ночью по обрывку сигнала о бедствии мы вышли на спасательном судне вслед за тральщиком в море к месту аварии подводной лодки.
Ночное море было полно вражеских мин.
Мы проходили как раз тем местом, где погибли на минах три героических эсминца, и вспоминали сложенные о них стихи:
Мы шли на вест, минуты торопили. Мы шли на вест, как говорил приказ. Одну к другой отсчитывали мили, Туда, где смерть подстерегала нас.Всё было приготовлено к походу. Боцман Калугин не пожалел масла, всё смазал — машины, лебедки, тросы, инструменты. А всю ветошь роздал нам обмотать подметки, чтобы не стучали по палубе.
Курить мы прятались под полубак, озаренный тусклым светом синей лампочки, прикуривали от фитиля — тлеющего конца пенькового троса. Окурки бросали в обрез — железную ванночку, наполненную водой. Разговаривали вполголоса, даже кашлять спускались в нижнюю палубу, где «отрывали лапки от комара» — храпели подвахтенные матросы и кочегары.
Нарушал тишину только наш кок. Он громко кашлял и ронял посуду на камбузе, уверяя, что так бывает с ним всегда, как только корабль прибавляет ход.
Этот повар был с нами впервые в походе. Он замещал нашего любимого веселого кока — Петю Веретенникова, который недавно ушел от нас на базу в распоряжение командования.
Вот уж Петя тот бы не закашлял и не загремел посудой. Он умел ходить по палубе бесшумно, как пантера. Во время шторма он мог нести на одних кончиках пальцев полную до краев тарелку горячего супа и не расплескать ни капли. Петя у нас был артист и всегда умел развлечь команду: мог изобразить голосом и движениями любого человека, любую машину и даже шипение крокодила.
Уходя на базу, Петя распрощался с нами и забрал свое имущество: брезентовый сундучок, любимую книгу «Басни Крылова», в переплете из осетровой кожи, и ученую серую мышь Незабудку.
Незабудка тоже была членом нашей команды. Она переживала все трудности морских походов и жила точно по расписанию.
Когда играли побудку, она вставала, бежала в строй, потом завтракала и обедала по боцманской дудке и вместе со всеми укладывалась спать. Жила она в сумке под корабельным бюллетенем — расписанием боевых тревог — и по сигналу боя вылезала на край сумки.
Все надеялись, что Петя возвратится к нам со своей мышкой, но он не вернулся, и нам дали в поход этого неуклюжего кока.
Операция предстояла рискованная. Лодка потерпела аварию у вражеского берега. Поздно ночью наш командир получил приказ итти на ее спасение.
Все мы хорошо знали эту славную подводную лодку. Она не охотилась за «кильками» — мелкими неприятельскими судами, а топила крупные корабли, преследуя их и в шторм и в штиль, в темные непроглядные ночи и при полной луне.