Подводный саркофаг, или История никелированной совы
Шрифт:
– Почему?
– насупился майор.
Вадим пожал плечами.
– Хрен её знает. Что-то ты не понравился ей. Баба с заскоками, на таких грех обижаться...
Однако Силуянов уже настроился на решительный разговор с Вероникой и не собирался отступать.
Серый осенний день перевалил за полдень, когда к церкви обширного кладбища на окраине Москвы подкатил похоронный автобус и из него вытащили гроб. Гроб переложили на тележку. Двое носильщиков с провожающими, не спеша, как подобает на похоронах, направились к церкви. Служба длилась
Когда гроб везли по кладбищу, громко раскаркались вороны и зашумели, затрещали на ветру остатки листвы на деревьях. Повсюду стояли лужи. Обходя их, пожилые люди замедляли шаг. Процессия растянулась.
Рядом с могилой Кирилла Дыбова была вырыта яма. Могильщики опустили в неё гроб, быстро засыпали его землёй и, получив деньги, сразу ушли. Провожающие задержались у свежей могилы. Восьмидесятилетний старик, сослуживец Дыбова, сказал краткое прощальное слово - что-то о верности памяти покойного мужа, которую усопшая хранила до последней минуты. Его надтреснутый голос заглушали вороны и тарахтенье экскаватора за забором. Все изрядно замёрзли и облегченно вздохнули, когда больше желающих говорить не нашлось.
Идя к выходу с кладбища, процессия снова растянулась. Погрустневшая Вероника шла одной из последних. Она чувствовала себя усталой и простуженной, а ведь сегодня ей ещё предстояли поминки и множество телефонных звонков, которые просто необходимо было сделать. Задумавшись, она не заметила, как рядом пристроилась сутуловатая фигура в драповом пальто, вышедшая с боковой дорожки.
– Сочувствую вам, Вероника Кирилловна, - услышала Белявская знакомый глуховатый голос и в испуге обернулась.
Опять он! Она ведь его не приглашала. Теперь, того и гляди, на проминки начнёт напрашиваться. Конечно, она ему решительно откажет. Этого вонючего бомжа ни в коем случае нельзя сажать за один стол с приличными людьми.
– Вы насчёт совы?
– спросила она тихо, чтобы не услышали идущие впереди.
– Я сейчас не намерена разговаривать об этом. И попрошу вас впредь не преследовать меня, а то так недолго и в милицию попасть.
– Вероника Кирилловна, выслушайте меня...
– Говорите быстрее, мне некогда.
– Вероника Кирилловна, я дважды спасал жизнь вашему отцу, - трагическим тоном сообщил Силуянов, прижимая кулак к сердцу.
– На Камчатке он упал с корабля в ледяную полынью, и мы с матросом Онищенко прыгнули в воду, чтобы спасти его...
Дыбов действительно одно время служил на Камчатке. Узнав об этом от Гришухина, Силуянов вчера весь вечер придумывал историю, которая должна выглядеть волнующе и в то же время правдоподобно.
– Глубина большая, волнение на море шесть баллов. Волна бросила Онищенко прямо на выступ льдины. Он ударился головой и тут же пошёл на дно. Кирилл тоже скрылся под водой. Я думал - всё, погиб друг, нырнул из последних сил и вдруг нащупал в ледяной воде его руку. Он уже шёл на дно. Я схватил его, тащу за собой...
– С какой целью вы мне всё это рассказываете?
– резко перебила Белявская.
– Хотите получить статуэтку?
– Это моё самое заветное желание, Вероника Кирилловна. Поставлю её у себя на видном месте, буду смотреть на неё и вспоминать старого друга... Как много мы пережили с ним...
– Силуянов вытер кулаком сухие глаза.
– Одна Камчатка чего стоит...
– Статуэтка слишком ценна, чтобы я так просто с ней рассталась, - сказала Белявская.
– Конечно, я могу её продать, но у вас денег не хватит. А вот хотите, я продам вам его фляжку? Или авторучку? Вам-то, небось, всё равно, на что глядеть, чтобы вспоминать его.
– Вероника Кирилловна, понимаете, с совой связана одна история, которую мне не забыть до гробовой доски...
Шедшие во главе процессии уже подходили к воротам. Кое-кто с недоумением оглядывался на Силуянова, которого ни в церкви, на прощании у могилы не было.
– Некогда мне выслушивать ваши истории, - недовольно сказала Белявская.
– Хотите получить сову - платите деньги. Это старинная немецкая работа, девятнадцатый век, первая половина. И стоит она...
– Вероника запнулась.
– Никак не меньше десяти тысяч долларов.
Силуянов остановился.
– Десяти тысяч долларов? Да мы с Кириллом купили её на барахолке за гроши!
– А вот выяснилось, что девятнадцатый век, - упрямо повторила владелица статуэтки.
– Как же это - девятнадцатый век?
– задрожавшим голосом пролепетал майор.
– Это металл, безделушка... Таких полно везде... Ей вся цена - сто рублей в базарный день...
У ворот к ним подошёл муж Вероники Кирилловны, недовольно оглядел Силуянова.
– Вероника, не задерживайся, - он взял её под руку.
– Все уже в автобусе... Этот тип опять здесь?
– прошептал он, наклонившись к ней.
– Ты же его не собиралась приглашать!
– Я и не приглашала, он сам явился.
– Всего хорошего, мы вас не задерживаем, - нарочито сухо сказал Силуянову Белявский.
– Да, уважаемый, до свидания, - прибавила супруга.
Прежде чем залезть в автобус, Белявский что-то негромко сказал двум верзилам, помогавших на похоронах. Те хмуро покосились на одинокую фигуру в тёмном пальто.
Майор с поднятым воротником, в нахлобученной на глаза кепке стоял, привалившись плечом к столбу. Двери закрылись. Автобус развернулся и покатил по безлюдной улице.
Он скрылся из виду, а бывший гебист всё стоял, сцепив руки и стуча зубами от холода. Ему казалось, что он держит никелированную сову. Он почти физически ощущал холод её металла и лихорадочно шарил пальцами по складкам и выступам на её поверхности, ища потайные кнопки.
Глава 10
Ночью Силуянову приснился сон.
Будто поздним вечером он идёт за Вероникой, спешащей куда-то с хозяйственными сумками. Рядом маячат кладбищенские ворота, за которыми угадываются кресты и ограды. "Вероника Кирилловна, Вероника Кирилловна", - угрюмо талдычит он. Она не оборачивается, потом резко останавливается. Её лицо попадает в свет фонаря. "Десять тысяч долларов, немецкая работа!" - говорит она. "Я заплачу, - торопливо соглашается Силуянов.
– Я прямо сейчас заплачу". Он блефует. Никаких денег у него нет, и потому он волнуется. Пот течёт по нему ручьями. Вероника удивляется: "Откуда вы достали такую большую сумму?" "Да уж достал, Вероника Кирилловна. Только ради вашего покойного отца".