Подводный саркофаг, или История никелированной совы
Шрифт:
Силуянов ощупывает сову со сладострастным придыханием и, замирая от восторга, начинает давить на кнопки.
В кабину "Опеля" проникает желтоватый свет уличного фонаря. Троица напряжённо следит за его действиями. А у него всё в душе поёт.
"Будут вам бриллианты, как же, сейчас будут..." - думает майор, нажимая последнюю, пятую кнопку.
Передатчик раскрывается. Силуянов нащупывает главную кнопку и несколько секунд нежно, как бугорок клитора, ласкает её, а потом с силой нажимает. Загорается зелёная лампа. Стрелка хронометра бежит по кругу. Трое жадных до денег кретинов с интересом ждут продолжения.
"Ну, и где бриллианты?" - нетерпеливо спрашивает сынок Вероники.
"А нету бриллиантов, миленький мой, - смеётся ему в лицо Силуянов.
– И не будет. Всё. Концерт окончен".
Он получает ощутительный тычок в плечо. Сова вываливается у него из рук и всё смешивается перед глазами. Его трясут.
– Хватит спать, приехали!
Артём ещё раз пихнул Силуянова. Тот разлепил ресницы, окончательно просыпаясь.
За окнами по-прежнему ночь. Они все сидят в машине, которая стоит на дороге, больше похожей на широкую тропу. В отдалении виднеются одноэтажные домики. Там горит фонарь, подсвечивая забор и черепичную крышу.
Приглядевшись, Силуянов заметил, что окна ближайшего дома слабо освещены.
– Вылезаем, - скомандовал Барон.
– Всем слушать меня и никакой самодеятельности!
Силуянов выбрался из машины последним. В лицо сразу впился пронизывающий ветер с мелким дождём. Вокруг смутно шевелились и скрипели облетевшие деревья.
Глава 16
В форточку ударил сквозняк, с грохотом распахнулась оконная рама и где-то на кухне хлопнула дверь. Обе женщины, сидевшие за столом, невольно вздрогнули.
– Пойду закрою окно, - пробормотала хозяйка дачи - Раиса Венедиктовна Мартынюк, немолодая полнеющая женщина с завитыми, крашеными под тёмный каштан волосами, одетая по случаю приезда гадалки в строгое тёмное платье.
Она захлопнула раму и на несколько секунд задержалась у окна, всматриваясь в голые деревья, чернеющие на фоне бледно-синего ночного неба.
– Ещё две свечи зажги, - велела гадалка.
– Пусть их будет пять. Расставим на углах пентаграммы.
Электричества, по её требованию, хозяйка не включала. Комнату озаряли свечи. Раиса Венедиктовна зажгла ещё две и вернулась с ними к столу.
Гадалка развернула на клеенчатой скатерти ватманский лист с нарисованными кругами и большим пятиугольником, и принялась деловито прикреплять его к клеёнке скотчем. Лучи и середина пятиугольника были сплошь испещрены какими-то закорючками, сюда же были наклеены маленькие цветные картинки с изображением знаков зодиака. От частого употребления всё это поблёкло, лист был во вмятинах и сальных пятнах.
– Дождь идёт уже целую неделю, - со вздохом сказала Раиса Венедиктовна, усаживаясь за стол.
– Скорей бы снег выпал, что ли. А то надоела грязь.
– Ненастье как раз к лучшему для нашего сегодняшнего дела, - сказала гадалка - полная, очень бледная женщина лет сорока, с тёмной вязаной
– А это что?
– спросила Раиса Венедиктовна, глядя на закорючки.
– Каббалистические символы особого назначения, - пояснила гадалка.
– Их используют только в тех случаях, когда надо оказать на кого-то воздействие.
– А его, правда, можно оказать?
Гадалка посмотрела на нее недовольно.
– Я заговариваю со стопроцентной гарантией. Не подействует - вернёшь деньги. Кстати, они нам сейчас понадобятся.
– Но я же вам дала...
– Ещё нужны. У вашего мужа, дорогая моя, очень испорченная карма. Над ней надо много работать.
Хозяйка, подавляя вздох, снова встала и направилась к шкафу, где у неё хранились деньги.
– А сколько нужно?
– Погоди, дай сообразить...
– Гадалка поставила в центр пентаграммы стеклянный шарик и вгляделась в него.
– На его ауре я вижу тёмно-лиловые полосы. Это самое худшее, что можно ожидать... Тёмно-лиловые, почти чёрные...
– Она понизила голос и начала делать рукой пассы.
– Чего ты там канителишься?
– Кинула быстрый взгляд на хозяйку.
– Сколько у тебя?
– Шестьсот долларов и... рублей тысяч двенадцать.
– Всё неси сюда. Маловато для исправления такой кармы, ну да ладно. Буду работать. Но только для тебя. Для другой бы и в жизнь не взялась, а для тебя сделаю.
Раиса Венедиктовна передала ей деньги.
– На вас, матушка Акулина, одна надежда. А то он и думать обо мне забыл...
– Она подсела к столу, подперла подбородок рукой и плачущим голосом принялась повторять то, что ворожея уже много раз слышала от неё: - Пятьдесят пять уже, а всё не может угомониться... За каждой юбкой бегает... С молоденькими заигрывает... Мне уж даже соседи об этом говорят. Вон, на прошлой неделе, соседка, Тамара, видела, как он вылезал из машины с какой-то малолеткой... Уму непостижимо! Я бы на развод продала, так жалко же... У нас сын, сколько добра нажито...
– Да, добра нажили, - "матушка Акулина" окинула взглядом шкафы, за стёклами которых при свете свечей поблескивал фарфор, сверкали фужеры, белели фаянсовые орлы и попугаи.
– Изменяет со всеми...
– чуть ли не в слезах говорила хозяйка.
– А заговоришь с ним на эту тему - сразу кричит, что я вмешиваюсь в его личную жизнь. Ты, говорит, тоже заведи себе любовника. В Европе, говорит, только так и живут...
Взгляд гадалки задержался на металлической сове.
– Её в прошлый раз у тебя не было.
– Муж недавно принёс откуда-то. Он знает, что я собираю птиц...
– Эта сова принесет тебе несчастье, - сурово объявила "матушка".
– В ней чёрная сила. Она и на мужа твоего повлияет, и на тебя. Ты лучше отдай её мне.
– Да возьмите, какой разговор, - с готовностью согласилась Мартынюк.
– Я и сама чувствую: что-то не то. Голова болит... Не иначе, от неё...
– От неё, - подтвердила гадалка.
– У меня в кабинете ей самое место. Я её чёрную силу ограничу... И вон тот подсвечник отдай. Из его завитков складывается знак.