Подземелье
Шрифт:
Зрелище было невероятное.
Юргенс определил их в бригаду, прорубающую дальний правый штрек. Маки и Бойд надели респираторы и защитные очки, вставили в уши затычки. Здесь было шумно и опасно, повсюду кружили облака каменной пыли.
Их штрек назывался «собачий ходок», из-за маленького пространства для работы. Бурильщики проделывали группу скважин, потом саперная бригада закладывала в них динамит, и все убирались куда подальше. Взрыв расчищал футов десять туннеля, и когда пыль оседала, туда устремлялись рудокопы, кирками и лопатами выгребая породу и щебень. Единственный способ доставить породу
Когда наступил перерыв, они вернулись в забой, где было чуть тише. Ботинки Бойда были густо вымазаны красной грязью, а сам он с ног до головы был усеян пятнами рудного пигмента. Его покрывал слой каменной пыли толщиной в добрые полдюйма. Когда он снял каску, пыль была даже в волосах. На спине и на рукавах. Он чувствовал ее привкус на языке. Дрянь еще та.
Они с Маки присели рядом с двумя другими шахтерами, которых звали Иззи и Джонсон. И тот и другой были не очень многословны. Поэтому Бойд обрадовался, когда к ним подошел Брид. Маки, естественно, был не очень рад его видеть.
Он налил Бойду кофе из своего термоса, и Бойд вытер со рта пыль. — Спасибо, — сказал он.
— Ты еще не расстался с девственностью, малец?
— Еще нет.
— Что думаешь о работе в штреке?
Бойд затянулся сигаретой, держа ее красными, жирными пальцами. — В каком смысле?
— Ага, вот и я о том же. Хотя, не все так плохо. Движемся быстро. Юргенс сказал, что с такой скоростью уже к завтрашнему полудню наткнемся на руду.
— Да ваш Юргенс свою задницу от дупла в пеньке отличить не сможет, — сказал Маки.
— Ты это слышал, Бойд? — сказал Брид. — Наш босс ни хрена не понимает. Жаль, что здесь не заправляет Маки.
— Да заткнись ты уже, — огрызнулся Маки.
— Юргенс не так плох, — сказал Брид.
— Вполне, — согласился Бойд.
Маки лишь хмыкнул. — Трещите как две старухи за рождественским чаем.
— Он рассказывал мне про породы.
— Ага, он любит говорить про породы, — сказал Брид, гася сигарету. — Ты должен еще познакомиться с тем палеологом из Университета. Макнэиром. Вот он реально любит породы. На днях мы тут выкопали ископаемое… какую-то рыбину с зубами как кровельные гвозди. Макнэир так возбудился, что я подумал, будто он уже готов отыметь ту хрень в задницу.
— Как давно ты здесь? — спросил его Бойд.
Брид рассмеялся. Он всегда смеялся. — Годков эдак пятнадцать. Я просто жду удобного случая, чтобы выбраться отсюда.
— Ну да, — сказал Маки. — Брид — гребаный индеец. Ждет, чтобы получить часть тех халявных денег с Индейского казино, чтобы можно было потом пинать балду, как и все их племя.
— Не надо ерничать над моими краснокожими братьями, — сказал ему Брид. — Хотя, он прав, Бойд. Я жду, когда попаду в список. Легкие деньги. Тогда я целыми днями буду потешаться над вами, белыми, и присовывать вашим женушкам, пока вы тянете лямку в этой дыре.
Бойд рассмеялся.
Маки что-то буркнул себе под нос.
Один из шахтеров сказал, —
— Мой «старик» говорил мне это с самого моего рождения, братан. Но вот как я на это смотрю — если ты в чем-то хорош, не изменяй себе.
Бойд просто слушал их треп про породы и найденные ископаемые, которые, как сказал Макнэир, попали сюда со дна древнего океана. Конечно, Брид не упускал ни одной возможности поддеть Маки и позубоскалить насчет его жены.
Потом появился Кори. — Ладно, ленивые сученыши, за работу! Тюк! Тюк!
Грязное лицо Брида растянулось в широкой улыбке. — Эй, Кори? Я когда-нибудь говорил тебе, как тебя люблю?
— Не так часто, как твоя женушка.
6
Все снова взялись за дело.
Работа была тяжелой, по-настоящему изнурительной. Саперная бригада взрывала, потом рудокопы расчищали штрек, вытаскивали большие куски породы, и укрепляли туннель распорками и брусьями, чтобы тот не обвалился. Бойд был рад работе, рад делать хоть что-то, лишь бы не дать воображению разыграться. Потому что в штреке легко могло всякое мерещиться, когда из-за клубов пыли в пяти футах уже ничего не видно, потолок давит, а стены словно сжимаются.
Он тогда почти понял, что значит оказаться под завалом.
Если тебя не раздавит, то замурует в каменном саркофаге, и ты будешь медленно сходить с ума, пока воздух иссякает, а фонарь на каске все меркнет, меркнет, и гаснет навсегда, облекая тебя в густую, богомерзкую черноту. Неудивительно, что в животе у него все сжималось.
Но тяжелая работа помогала. Пока рвешь жопу, у тебя нет времени думать о всяком таком дерьме, и с точки зрения Бойда это было здорово.
Парни взрывали, бригада копала, и вдруг около пяти все и случилось.
Саперы взорвали динамит, и первыми в штреке оказались Маки и Бойд. Куски породы были слишком большими, поэтому они захватили отбойные молотки, чтобы раздробить их до приемлемых размеров. Спустя десять минут Маки прервал работу.
Он снял респиратор, и Бойд последовал его примеру.
— Что такое?
Маки лишь покачал головой. — Странно пахнет, правда?
И он был прав — пахло необычно. — Ага, — ответил Бойд. В животе у него уже не просто все сжималось, а переворачивалось вверх дном. — Пахнет древностью. Чем-то очень старым.
Запах походил на смрад только что вскрытого склепа. Странный, сухой запах пряностей, времени и спертого воздуха. Еле уловимый, и, тем не менее, выворачивающий наизнанку. Он появился, и снова исчез.
Газовые детекторы не обнаружили ничего.
Кто-то крикнул из штрека, — Эй, сладкая парочка, может, кончите там уже сосаться и возьметесь за дело?
Бойд рассмеялся и натянул на лицо респиратор. Маки сделал то же самое.
В воздухе висела густая взвесь, и Бойд ничего не видел. Только яркий свет фонаря на каске Маки, отбрасывающий грязные тени на его лицо. Но Бойд готов был поспорить, что Маки чем-то напуган. Он услышал это в его голосе, такое сложно было скрыть. Бойд тоже это почувствовал, хотя оно не покидало его всю ночь — странное, необъяснимое чувство, будто нечто кружит вокруг во тьме, готовое подскочить к нему сзади и вырвать мясистый кусок из задницы.