Подземелье

Партыка Кирилл

Блеклый свет лампочки «сорокопятки» отражался в выпуклых боках разнокалиберных банок с вареньями и соленьями, без счета наставленных на широких стенных полках.

С потолка свисали косы чеснока; словно бабьи ноги болтались старые капроновые чулки, набитые желтым ядреным луком; красовалась в своей загородке крупная, отборная картошка. За ящиками с тушенкой да сгущенкой хоронилась ведерная бутыль прозрачного самогона, да еще дюжина поллихровок, заткнутых пластмассовыми пробками, табунилась на неприметной полочке в укромном закутке. Там же, под

полочкой маячил объемистый брезентовый мешок.

Да-а, мешочек… Вот его бы понадежнее укрыть, не дай Бог чужой глаз увидит.

Тюрьма! Лучше б и духу его здесь не было.

Знал Алексей: наполнен мешок аккуратными светло-желтыми, похожими на мыло, брикетами. В торце каждого «мыльного» куска имелась небольшое отверстие. Опасное во всех отношениях хранилось тут «мыло».

Недавно, перед самой путиной, стакнулся Витька пьянствовать с геологами.

Самогону перетаскал не меряно, мать уже браниться начала. Когда кончили пить, привез ночью на мотоцикле «подарочек». Алексей увидел — поперхнулся.

— На кой черт взрывчатку приволок?

— Дак ближе к ледоставу можно на озеро съездить, по белорыбицу. Глушить — не сетями полоскать.

— Какую к черту, белорыбицу? Этим бронепоезд можно взорвать! Ты ж в армии служил, понимать должен!

Алексей глянул: в том же мешке и запалы.

— Всю усадьбу, мать твою, на воздух поднять хочешь? А увидят — за это же срок корячится, будь здоров. Дурь перепойная! Вывезти подальше, да закопать!

Но младшой уперся. Если не рыбу глушить, поменять можно на что полезное.

Найдутся желающие. Под ногами, что ли, каждый день валяется? Да за тротил этот самогону сколько перепоено! Стал на своем и ни в какую. Алексей ругался, ругался, да плюнул. Может, и прав младшой, сгодится «мыло».

Отнесли мешок в погреб, прикрыли старым лодочным тентом. Детонаторы Алексей спрятал в доме, в кладовой, вместе с другим охотничьим припасом. Но, видать, в его отсутствие Витька тут свой «порядок» навел. К охоте, что ли, готовился? Вон, на полке, прямо над взрывчаткой, коробки с ружейными патронами. И для карабина «цинк» рядышком зеленеет.

Да он всё из кладовки сюда перетащил: и порох, и дробь, и остальные причиндалы!

Ну, деятель! Только отвернись, он — на тебе. Алексей заметил, что среди прочего виднеется и выцветшая парусина свертка, в который он упаковал запалы.

Вот балбес! Не погреб, а диверсия сплошная! Не приведи бог, искра. Ополоумел, что ли, от пьянки совсем? А самогонный аппарат зачем сюда припер? И фляги, в которых мать брагу заваривает?

— Витька, — позвал в сердцах Алексей.

Но ответа не последовало.

Вроде и младше-то всего на три года, а дурак дураком. Алексей еще раз окликнул брата, на тот словно оглох или сквозь землю провалился. Выругавшись, старший шагнул к взрывоопасному скоплению.

В тот самый момент лампочка под потолком мигнула и погасла. Отрубили электроэнергию, дело обычное. В кромешной темноте Алексей споткнулся, взмахнул руками, пытаясь сохранить

равновесие. Над ногами забулькало, шибанул в нос запах бензина. Неужели Витька и бачок от лодочного мотора из ижаковской люльки сюда притащил? Нянчить, что ли, балбеса на каждом шагу? Бачок же полный почти. Мало, что вонь в продукты впитается, так будто специально всё для пожара заготовил.

Поленился, гад, сарайку открывать. Навалил все сюда, чтоб поскорей обратно да стакана успеть.

Движение Алексея по загроможденному добром погребу произвело эффект слона в посудной лавке. С полок посыпалось, загремело, хрустко звякнула разбившаяся банка. Алексей ударился лбом обо что-то твердое. Из глаз сыпанули искры.

Да будь оно все неладно! Руки-ноги тут поломать? Ориентируясь по памяти, он кое-как отыскал лестницу и поднялся во двор. Виктор покуривал, стоя у крыльца.

— Ты для чего в погреб боеприпасы стаскал? — осведомился старшой. — Нету, что ли, соображения? Ведь загорится — костей не соберем!

Но Витька никакой вины за собой не чувствовал.

— Менты с утра сегодня по домам шарились, то ли брагу искали, то ли что.

Кочегара, говорят, в котельной замочили. Может — из-за этого. Москаленко во времянку бичей пожить пустил, так загребли бичей, а у Москаленки мелкашку нашли и забрали. Я покумекал и от греха все в погреб убрал. Ружья припрятал там же, где карабин.

— Ружья-то чего прятать? Есть разрешение, билеты охотничьи.

— Вот ты не понимаешь! Увидят стволы — ага! — на охоту изготовились. Значит, и карабин где-то поблизости. Думаешь, не знают нас, не догадаются про карабин?

Начнут шуровать везде. Им только дай! А у нас, кроме карабина, — потом не расхлебаешь! Забыл, как мильтоны нас любят?

В словах брата был резон. Карабин вообще давно следовало в тайге запрятать, как все умные люди делают, у кого разрешения нет. Но никак не мог решиться Алексей доверить какому-нибудь дуплу замечательную эту вещь. И хороша, и дорого досталась, жалко, если сопрут!

Хотел сперва чин-чинарем приобрести, по разрешению. В области бы не отказали, но видно, когда бумаги оформляли, связались с тутошней милицией. На том все и накрылось. Ну, пришлось покупать у прапора из соседней части да прятать потом по-воровски. Нельзя Головиным с левым «эскаэсом» попадаться. У других бы, может, просто отобрали, а Головиным непременно статью пришьют.

— А ты не пускал бы без ордера. Неграмотный что ли? — хмуро укорил брата Алексей.

— Ну да, не пустишь! Загнут салазки да сопротивление властям припаяют. Сам же знаешь, как тут: своего не тронут, а мы им — только дайся! А так, думаю, сунутся в погреб, скажу — ключ у тебя. Не будут же ломать, отвяжутся.

— Легаши проклятые! — ругнулся Алексей. — Ну и что, приносил их черт?

— Не-а, они у Москаленки застряли.

Алексей сплюнул. Язык у брата без костей. Наплетет семь бочек арестантов, а разобраться, может, и кутерьму было поднимать не из-за чего.