Подземелья Редборна
Шрифт:
— Волю? Какую волю? — прикидываясь непонимающим, переспросил Ферндин, удивленно приподняв брови.
— Ты знаешь, как я ценю твой ум… По-моему, ты один из всех, меня окружающих, способен видеть дальше собственного носа. Ты не такой, как старый Дисс, тот вечно во всем сомневался. Твои советы напоминают удары твоего клинка — взмах, и тяжелый вопрос разрешен. Именно на такого Советника я и хотел бы опираться в трудные мгновения — смелого и неунывающего. Но вчера и сегодня твоя горячность сослужила тебе плохую службу…
— Мой герцог видит меня в качестве Советника
— Понял-то правильно, но с этим придется подождать. — Голос герцога окреп, в нем послышались непреклонные металлические нотки. — Завтра же ты покинешь Мэнору и отправишься вступать во владение своим новым поместьем Редборн. Ты ведь, кажется, был там однажды?
— Да, барон Дисс буквально затащил меня туда, и я еле вырвался из его радушных объятий! Какой славный был старик! Немного велеречивый, но зато какое гостеприимство! Его в округе тогда все звали — Счастливый Дисс!
— Я помню… Конечно, счастлив отец, имеющий семерых сыновей… И ведь до сих пор никто не знает, отчего он умер и куда исчезла его семья… Так что об этом поместье ходят теперь дурные слухи. Но ты ведь хотел именно этой награды, мой верный Ферндин?
— Да, мой герцог, именно потому, что мне очень нравились старый Дисс и его славные сыновья. Когда мне позволено будет вернуться ко двору?
— Я думаю, к концу осени все разговоры затихнут, страсти улягутся. Люди забывчивы, найдется что-то другое, о чем можно будет судачить… Тогда я и провозглашу тебя Главным Советником!
— Благодарю за великую честь и не смею отказываться! Отныне я, волею Митры, являюсь верным вассалом герцога Бергхеймского и обязан служить ему всем — и мечом, и советом!
— Прощай! Без тебя здесь станет пусто, но, когда ты вернешься, мы найдем повод повеселиться!
— Я покидаю Мэнору, мой герцог, но мысли мои — лишь о благе Бергхейма! — И, склонившись в учтивом поклоне, Ферндин украдкой скользнул прищуренными желтыми газами по зябко кутавшейся в плащ фигуре герцога.
Выскользнув из Зала Совета, он быстрыми шагами пошел к себе, не обращая внимания ни на слуг, тушивших лишние светильники, ни на бряцающих оружием гвардейцев, отправляющихся по гулким коридорам на смену караула.
Резким движением распахнув дверь, он осмотрелся и, не увидев слуги перед входом в спальню, нетерпеливо позвал:
— Эй, Акрус, бездельник, где ты там? О, Сет, похоже, что он еще не явился!
— Я здесь, господин! — Темная тень отделилась от медвежьей шкуры, лежавшей, разметав широкие лапы, перед погасшим очагом.
— Ну, твое счастье, что здесь! Иначе бы тебе не поздоровилось! Разожги очаг, знаешь же, что я не выношу сырости!
Акрус торопливо вынул факел из бронзовой львиной лапы, торчавшей над очагом, и вскоре блики живого огня затрепетали, отражаясь от полированного дерева и обильной позолоты.
— Ты разузнал, куда делся киммериец?
Слуга весь съежился, испуганно прижав руки к груди:
— Нет, мой господин! Можно подумать, что духи унесли его с Ристалища! Никто ничего не видел, никто ничего не помнит, и даже этот болван Гордион, который стоял лицом к полю, клянется, что тело киммерийца исчезло само собой! Он только видел какие-то смутные тени, метнувшиеся вдоль ограды, но, я думаю, он просто стоял зажмурившись, ожидая следующего удара грома…
— А ты-то, пройдоха, где был в это время? Наверное, сидел под кустом и тоже трясся, как бездомная собака?
— О, мой господин, если я в чем и виноват, то только не в этом! Наоборот, для меня гроза — лучший помощник! Но сегодня она, хоть и началась очень кстати, помешала мне заметить, куда делось тело проклятого варвара и кто увел его коня..
— Ну, так где же ты прятался, что ничего не видел?
— Я стоял в толпе за спиной мастера Кларса, как мне и было приказано… Только он во время поединка не проронил ни слова — лишь стоял и скрипел зубами. А потом, когда засверкали те молнии, народ кругом перепугался, многие стали давить сзади, пытаясь выбраться, и меня прижали лицом к его потной спине. А когда мне удалось выбраться, на поле уже никого не было…
— Так, говоришь, и Гордион ничего не заметил? Странно… И стражники, что стояли у ворот? А ты спрашивал тех, кто охранял дорогу в город?
— Они сначала расхохотались, а потом чуть не проткнули меня пиками… Только золото смогло их успокоить. Да, и Неподкупный Гордион получил свою награду — прекрасный тяжелый кошель. Он поклялся, что отныне каждый кубок будет пить за здоровье барона Ферндина!
— Пусть выпьет хоть один, если успеет… Ладно… Не все идет так гладко, как хотелось, но главное достигнуто. А киммериец все равно мертв, какие бы духи ни пели над ним похоронные песни! Да, утром мы выезжаем в Редборн и пробудем там пару лун… Давно пора навести порядок в этой дыре. А малышка позаботится о нашем славном герцоге… Ха-ха-ха! Иди собери людей, чтоб к утру все были готовы! На рассвете выезжаем!
Дождь неутомимо барабанил по крышам, с шумом швырял в окна потоки воды, не давая уснуть жителям Мэноры, встревоженным исходом поединка, и только один человек, кроме барона Ферндина, радовался своей удаче.
Неподкупный Гордион нетвердыми шагами пробирался к своему дому по скользким мокрым улицам. Он засиделся на герцогском пиру в большом зале для дворцовой челяди, что располагался неподалеку от кухни, и сейчас шел к себе. Он не захотел ночевать во дворце, устроившись среди других перепивших слуг. У него была веская причина торопиться домой, и она приятно похлопывала по бедру Неподкупного при каждом шаге.
Гордион пристроился в хвосте ночного дозора, проходившего по улицам затихшей Мэноры, и без приключений добрался до своего дома, окруженного одичавшим фруктовым садом. Когда-то этот сад считался лучшим во всей Мэноре, таких яблок и груш, какие выращивал его отец, не было ни у кого. Гордиону-бездельнику досталось хорошее наследство, но копаться в земле — нет, это занятие не привлекало веселого юнца. Его всегда тянуло поближе к господам, и вскоре он спустил все отцовские денежки, гуляя по харчевням с благородными лоботрясами.