Подземка
Шрифт:
Как я уже говорил, ехал я в первом вагоне, а выход на Кодэмматё расположен на другом конце платформы, поэтому надо было идти назад. Как я сейчас отчетливо помню, на уровне третьего вагона в тени колонны я увидел завернутый в газетную бумагу небольшой пакет, из которого на пол платформы вытекала жидкость. Проходя мимо, я почувствовал запах. Определенно, это был запах какого-то лекарства. Меня потом многие спрашивали, на что он похож, но зловонным его не назвать, а словами описать его я не могу. К тому же я тогда не обратил на него большого внимания.
Перед билетным контролем толпились сошедшие с поезда пассажиры, все двигались вперед очень медленно. Я думал только о том, чтоб побыстрее
Поднявшись по лестнице, я вышел наружу. Шедший рядом мужчина спросил: что же все-таки произошло? Вдруг на какой-то миг я почувствовал, что теряю сознание, но это быстро прошло, осталось только легкое головокружение. Но и оно быстро прошло, и я почувствовал себя нормально. Закурив сигарету, я шел, беседуя с тем незнакомым мужчиной.
Чтобы дойти до станции Суйтэнмия, мне потребовалось чуть больше 10 минут. Туда шло довольно много людей, которые, видимо, ехали в одном со мной поезде. Я чувствовал себя вполне прилично, никаких неприятных ощущений не испытывал. Однако стоило зайти в контору… Открыл ключом дверь, вошел внутрь — а там темно. Почему такой полумрак при хорошей погоде? Словно я в темных очках. К тому же я почувствовал какой-то странный запах, пришлось прополоскать рот.
Однако мне уже пора было ехать за специалистом по окраске тканей. По линии Хандзомон поезда ходили, поэтому я доехал до Отэмати, где сделал пересадку на линию Маруноути и доехал до Икэбукуро. На Икэбукуро я намеревался сделать пересадку на линию Сэйбу. Когда я еду в метро, всегда читаю газету, а в этот раз оказалось довольно темно и трудно читать. Нельзя сказать, что совсем не мог, но было все же темно. Это показалось мне странным. Однако других признаков заболевания я не чувствовал и поехал дальше на фирму крашения тканей. Там, взяв образцы, вместе со специалистом поехали на его машине к заказчику в район Итабаси. Поскольку мне все-таки было не по себе, я попросил включить радио, и из новостей впервые узнал, что произошло. Но коль скоро мы уже были на пути к заказчику, я подумал, что сначала надо провести с ним переговоры, а затем ехать в больницу.
Однако спутник убедил меня, что лучше сразу же ехать в больницу, и в тот день я отменил деловые переговоры и поехал туда. Посмотрев только на мои глаза, врач сразу уложил меня в больницу. Там я провел две ночи. Но головной боли у меня не было, и спал я довольно спокойно.
До тех пор я был вполне здоров, ни разу не болел. Давление всегда было нормальным. Однако сейчас левая нога иногда немеет, но я не знаю, от зарина это или нет. Раньше подобного никогда не было. Также стали сильно слезиться глаза, однако это, может быть, и возрастное. Истинную причину так просто не установить.
Вы спрашиваете о психологических последствиях. Ну что вам сказать… Бывает, раздражаюсь при ведении деловых переговоров, но причина тут, вероятно, совсем в другом (смеется). Для такого как я, кто один занимается всеми делами фирмы, даже три дня в больнице — уже масса проблем. Меня некому заменить. Особенно если это конец месяца — за это время накапливается много дел. Между прочим, та сделка с тканями особой окраски, к счастью, состоялась. Это единственное, в чем повезло.
Я неимоверно зол на членов секты «Аум Синрикё». Больше всего раздражает то, что они делают вид, будто ничего не знают. Я не могу выразить словами свой гнев.
Далее следуют свидетельства пострадавших (или свидетельства других о пострадавших) на станции Кодэмматё, независимо от номера их поезда.
Инцидент случился
Исикура-сан много лет проработал в фирме по изготовлению полотенец и в 55 лет вышел на пенсию. Сейчас работает в компании, производящей резиновую тесьму; фирма находится в Нингётё.
В день, когда я посетил его дом неподалеку от станции Танидзука железнодорожной линии Тобу-Исэдзаки [97] меня восхитил великолепно ухоженный сад и участок. Куда ни бросишь взор, все блистает чистотой. Просто поразительно, насколько все в доме и вокруг опрятно. Исикура-сан встает в половине четвертого утра, занимается тщательной уборкой, затем принимает ванну и идет на работу. Поразительный человек.
Уборку он особо не любит, но когда решил делать хотя бы что-то одно, в чем не будет уступать никому, то выбрал уборку. Поэтому лишь уборка — предмет его гордости перед другими людьми. Сам он говорит: «По характеру я такой человек. Если сам что-то задумаю, обязательно доведу до конца. О мелочах я при этом не забочусь». Производит впечатление аккуратного по природе своей человека с твердым характером.
97
Северо-западный пригород Токио.
Исикура-сан не пострадал непосредственно от зарина на платформе или в поезде. Он случайно проходил мимо станции Кодэмматё и увидел лежавших на земле людей.
Что там произошло, заинтересовался он, и, подойдя ко входу, заглянул внутрь. Этого хватило, чтобы он отравился. Редкий случай среди тех, у кого я брал интервью. И сейчас он все еще страдает от последствий этого отравления. Поезд, на котором ехал Исикура-сан, прекратил движение на станции Акихабара, но его номер установить не удалось.
Я родился 20 марта, так что трагедия с зариновым отравлением произошла в день моего рождения. Мне тогда исполнилось 65 лет.
Родился я в городе Оно префектуры Фукуи [98] , недалеко от храма Эйхэйдзи. Если от храма на машине поехать в горы, через 20 минут попадете в наш город. Наша семья имела молочное хозяйство, которое называлось «Ферма Исикура». У нас было семь или восемь коров. Каждое утро их доили, разливали молоко по емкостям и доставляли потребителям. Семь-восемь коров вроде бы немного, однако у нас было около 800 покупателей. От одной коровы при одной дойке получали 18 литров молока, а поскольку доили утром и вечером, получалось довольно много.
98
Северное побережье Японии.
Нас было семь братьев, я — третий. После того как старший брат в 16 лет поступил в армейскую техническую школу, я стал помогать на ферме — в основном развозил молоко. Доили коров отец и мать. Это была тяжелая работа. Они вставали в четыре утра, доили, разливали молоко и в пять будили меня.
Чтобы молоко было высокого качества, корову надо обязательно доить два раза в день, поэтому никуда нельзя было уехать, всегда находиться дома. Работать приходилось без отдыха, даже в Новый год. Зато молоко было действительно вкусное. Я даже сейчас не могу пить то, что здесь продается.