Подземка
Шрифт:
— Нет! Тогда ты лишишь этот мир солнца.
— Пойми, в этом мире нету солнца, а лампа — лишь очередной обман, за которым скрывается наш пропуск в настоящий мир. Иначе, зачем ему так ее оберегать? Ведь он сам в свете не нуждается, а его дом сделан из фосфоресцирующего кристалла, которому тоже лампа ни к чему.
— Он заботится об остальных.
— Ты слишком высокого о нем мнения. Остальные для него лишь марионетки, которые он дергает за ниточки от скуки. Настало время их обрезать.
Он, наконец, выхватил меч и рассек им воздух. Сражаться, стоя на качающемся проводе оказалось не так-то просто.
— Что заставляет тебя сражаться? — спросил Падший, когда они, не сговариваясь, решили взять передышку.
— Я хочу помочь другу.
— Он тебе не друг, а Хозяин. Кажется, ты и сама его так называешь. Перефразирую вопрос, что заставляет тебя хотеть быть его рабыней?
— Я не…
— Почему ты не можешь освободиться? Почему так упорно не желаешь видеть то, что лежит на поверхности?
— Я… боюсь? — это был вопрос, а не утверждение. Эвелина теперь ни в чем не было уверена.
— Чего? Свободы? — удивился Ангел.
— И одиночества, которое всегда идет с ним об руку. Нет, уж лучше принадлежать, всецело отдавать себя кому-то, чем одной скитаться во тьме. Я рабыня, потому что люблю своего Хозяина.
— Ты любишь быть рабыней. Тебе кажется, что так легче, но рано или поздно ты разочаруешься, потому что в таком существовании смысла нет. А чтобы любить кого-то, по-настоящему любить, свободу надо познать. Чтобы знать истинную цену, которую приходится платить за любовь. И мы познаем ее, если разобьем лампу.
Эвелина болезненно скривилась и в первый раз подняла трость не для защиты, а для атаки. Падший не ожидал ее маневра и, получив удар в бок, зашатался. Девушка застыла, осознав, что противник вот-вот будет повержен. Он упадет… разобьется… умрет… Это она убила его, убила человека. Живого. Погруженная в свои мысли, Эвелина не заметила, как резко дернулись крылья Ангела. Он налетел на нее, выхватил трость, и они вдвоем камнем полетели вниз. Невероятно быстрым движением Падший успел задеть тростью раскачивающуюся лампу, и она со звоном разлетелась на тысячи осколков. Подземный мир поглотила кромешная тьма.
Сперва было очень тихо. Они летели вниз головой, крепко прижимаясь друг к другу. И невозможно было определить, когда их падение закончится, ведь глаз не мог ни за что зацепиться, чтобы понять, оценить. Кажется, без лампы умер не только свет, но и сама земля, даже время и расстояние канули в небытие. И вдруг совершенно неожиданно появились новые неоновые лампы. Они с треском то зажигались, то снова тухли. Гулко стучали несущиеся по рельсам колеса поезда. Эвелина с Падшим стояли посреди вагона метро. Только на этот раз они были уверены, что управляет им не Фокусник. Неожиданно показалась станция. Поезд замер. С трудом открылись закаревшие без дела боковые двери. Падший
Набравшись смелости, Эвелина пошла к выходу, а Падший все мешкал, словно никогда не верил в успех своего предприятия, а теперь, когда до заветной цели оставался один шаг, по настоящему испугался.
— Ну же, — позвала девушка. Поезд снова хлопнул дверями, как будто хотел сказать то же самое.
Собравши все остатки мужества в кулак, Падший вышел на станцию. Яркий свет больно слепил глаза. Эвелина с Ангелом оказались посреди большого здания с белыми стенами, по которому туда-сюда сновали суетливые люди в неотличимых от стен белых халатах.
— Где мы? — удивленно спросила девушка.
— В больнице, я думаю.
— Я догадалась, но почему мы здесь?
— Мне кажется… мне кажется, что я здесь живу.
Эвелина нахмурилась. Падший направился в сторону одной из палат. В ней у больничной койки сидели среднего возраста женщина с изможденным от горя лицом и мрачный задумчивый мальчик-подросток. Падший сделал шаг к ним навстречу и замер, увидев того, кто лежал, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Эвелина выглянула из-за его плеча.
— Это не Фокусник заманил меня в паутину подземного мира, — печально вздохнул Падший. — Я сам попал туда, потому что мои близкие не могут отпустить меня из мира живых… Помню, как наш дом загорелся, как картонный коробок, а там, на верхнем этаже оставался мой больной ангиной младший брат. Я не мог его оставить. Помчался прямо сквозь пламя. Когда я до него добрался, лестницы уже не было, а огонь подступал все ближе. Тогда я взял брата на руки и прыгнул в окно. От удара об землю я потерял сознание, да так больше никогда и не очнулся.
Падший подошел к своим близким и положил руки им на плечи.
— Сколько лет прошло, а вы все не можете меня отпустить. Меня нет на этой койке, вы ведь знаете. Я не вернусь в это тело. Пришло время двигаться дальше. Для вас… и для меня. Примите это и отпустите.
По щеке женщины прокатилась крупная слеза. В ту же минуту раздалась сирена, свидетельствующая об остановке сердца пациента. В палату сбежались врачи, пытаясь вновь вернуть жизнь в уже давно мертвое тело.
Затрещали али и погасли лампы. Эвелина с Падшим обнаружили себя перед подъезжающим поездом. Он остановился возле них и приветливо распахнул двери. Девушка с Ангелом вошли уже гораздо более уверенно, чем выходили. Поезд привез их на новую станцию. На этот раз они оказались посреди темного чердака. Через него громко всхлипывая шел, нет, шла Женя с растрепанными волосами, опухшим от синяков лицом, в рваном мешковатом платье, из-под которого по ее ногам текли алые ручейки вперемешку с чем-то склизким и прозрачным. Ступала она с трудом, с каждым шагом преодолевая какую-то гноившуюся внутри нее боль. Неловко наклонилась над кучей старого тряпья и что-то достала оттуда веревку, перекинула ее через балку, завязала петлю. Потом заковыляла к другому краю чердака, где обнаружилась старая табуретка. Взобралась на нее, засунула голову в петлю и оттолкнула табуретку прочь. Эвелина попыталась подбежать, помочь, спасти ее, но Падший крепко схватил ее и закрыл глаза рукой.