Подземная братва
Шрифт:
Уснуть не позволял раздражающий хрип. Пришлось собраться, раздавить волю в кулаке и проделать титаническую работу по отделению зажигалки от кармана (о фонаре он уже не думал). Блеклая капелька пламени осветила «мученика». Скулы парня сводила мощная судорога, бандит дрожал, со лба потоком хлестал пот. Неторопливый осмотр позволил выявить серьезное телесное повреждение. Совершая незапланированное падение, бандит пронзил позвоночником непоколебимый чугунный вентиль с маховиком, служащий для перекачки воды из стояка в горизонтальные направляющие, и, похоже, успешно его расколошматил (позвоночник).
– Что ж ты сделал-то, падла… – Изо рта выкатился бледно-розовый пузырь, глаза постепенно тускнели.
– А ты чего? – не остался в долгу Максимов. –
– Сука ты… – прошептал умирающий.
– Ага, – кивнул Максимов. – А ты весь белый, зацелованный и пушистый. Дурак ты, батенька, и не лечишься. Хотя теперь лечись, не лечись… Слушай, а кто у вас в банде за старшого – не поделишься на смертном-то одре? Фамилия там, приметы, адреса, явки? Фокс, Горбатый? Какая тебе разница, а мне, возможно, в дело пойдет.
– Да пошел ты… – слабым голосом выдавил бандит. Задумался, напрягся и добавил, куда именно. Устремленный человек, случись возможность, не только послал бы, но и провожать бы пошел. Он вообще не понимал значения фразы: «Послать куда подальше». Ведь то, куда обычно посылают, совсем недалеко…
– Таки не скажешь? – расстроился Максимов. – Ну, смотри, не зачтется это в твой актив на том свете.
Страдалец изогнулся дугой, решительно противясь издыханию в этой смрадной дыре (ведь даже не найдут, не похоронят, крысы обгложут косточки!), сделал попытку дотянуться до обидчика. Максимов на всякий случай отодвинулся. Дождавшись результата (пламя зажигалки уже на сантиметр подсело), подобрал бандитскую «дрель», покрутил портативную коробочку с антенной – то работает, то не работает… Опасно эту штуковину с собой таскать. И смысл? Позлить уцелевших бандитов? Покрутил миниатюрный мобильник и тоже выбросил: вещь пустая и непрактичная. Шатаясь под землей, владелец телефона отключил свою «игрушку», дабы не садились батарейки (все равно не возьмет под толщей земли и бетона), а чтобы включить, надо знать пин-код, который знает лишь бандит на том свете. Если не забыл.
«Почему я живой?» – риторично спрашивал себя Максимов, выбираясь из зловонного мешка. Полз на четвереньках, поскольку не мог иначе, резонно полагая, что никто его позора не увидит. Коллеги далеко, а что подумают бандиты в случае новой трогательной встречи, его волновало меньше всего.
«Усатый-полосатый» с рваным ухом, жуткого серо-рыжего окраса лежал под протекающей трубой и слизывал с пола воду. Чем не подарок?
– Спасибо, браток, – с чувством поблагодарил Максимов, рискнув почесать кота за ухом. – Такого мастодонта мы с тобой уложили… – Животное замурлыкало, вскочило на лапы, обвило Максимова хвостом. – Э-э-э, – невольно рассмеялся сыщик, – да ты скорее не браток, а сеструха, с чем тебя и поздравляю от чистого сердца…
Он гладил это странное, ободранное существо, а оно извивалось под рукой, отзывчивое на давно забытую ласку, терлось, преданно урча, пыталось забраться лапами на колени.
– Ты за мной не ходи, ладно? – говорил сыщик. – Ты гуляешь сама по себе, я – сам по себе. А в трудные минуты я буду вспоминать о тебе и песенку напевать про то, как прекрасная любовь с бродяжкой обвенчалась. Не ходи за мной, ладно?
И все же животина тащилась за ним, продолжая сладострастно урчать, требовала ласки. А потом под трубами что-то пискнуло, и она мгновенно выгнула хвост дугой, сложила уши на затылок, оскалилась, как тигр, и, живо выйдя из образа доброй и ласковой любимицы, помчалась в бой. Короткая яростная драка, сдавленный писк, рычание, хруст перекушенных хрящей… Максимов удивленно покачал головой (папа у кошки, наверное, собакой был) и, пользуясь удобным случаем, пустился в бега.
А потом до мозга с особой отчетливостью докатилось, что он убил человека – пусть злодея, но не хомячка же. Встал как вкопанный и принялся опорожнять желудок. Посмертная маска блондина стояла перед глазами. Он убивал в этой жизни не раз и не два, случалось всякое, а потом засыпал ночами с опаской и часто просыпался в холодном поту, бормоча и от кого-то отбиваясь: «Уйди, умоляю тебя, ну будь же человеком…» Сделав несколько шагов, Максимов оказался в неосвещенной части коридора, голова снова закружилась, и он сполз по стеночке, погрузившись в «альков» между вертикальными нагромождениями труб. Что-то слишком часто он начал отключаться и впадать в «анабиоз». Вот и на этот раз – запуржило в голове, обмякли ноги, и он предпочел не спорить с организмом – организму виднее. Проспал, судя по ощущениям, недолго, мертвецы с опухшими физиономиями не являлись – распахнул глаза, терзаемый каким-то странным предчувствием, уставился на противоположную стену коридора, утонувшую в полутьме, – до ближайшей лампочки было шагов тридцать. Голова онемела, липкий холодок полз по спине. Что такое? Призраки подземелья ощупывают, проверяют на вкус? Да нет, все нормально, давно пора привыкнуть. В опутавших пространство трубах что-то заунывно гудело. Он начал подниматься, на всякий случай стараясь не шуметь, шагнул из ниши…
И замер, пригвожденный к полу пронзительным страхом.
В этой части подземелья было темновато. Мерцало где-то позади, и свет по подземелью распространялся неохотно, словно бы по принуждению. Коридор – от стены до стены – от силы полтора метра. И буквально в десяти шагах от Максимова, в той стороне, куда он направлялся, посреди прохода возвышалась человеческая фигура…
В принципе – это могло быть что угодно – например, столб, который возвели посреди сжатого пространства, чтобы люди здесь поменьше ходили… Но у «столба» были плечи, голова, опущенные руки – в общем, все, что для столбов нехарактерно. Он затаил дыхание, сделал безуспешную попытку сунуть руку в боковой карман, чтобы вынуть пистолет. Но такое ощущение, что к руке привязали две пудовые гантели, и она решительно отказывалась подниматься. Максимов всматривался в полумрак – его трясло, и казалось, что сердце колотится на все подземелье. Перед глазами, при условии что с ними все в порядке, действительно стоял человек. Причем стоял спиной к нему – в противном случае вряд ли стал бы сохранять неподвижность при виде образовавшейся из ниши фигуры. «Так вот они какие, привидения», – неуверенно подумал Максимов, отрывая пятки от пола, уходя обратно в свой «альков» и прижимаясь к стене. Пришлось втиснуться: почему он раньше не замечал, что в этом углублении так тесно? Горячая труба прижала руку к бедру, теперь, чтобы вытащить пистолет, уж точно придется постараться. Но врастать в стену он не собирался, неопределенность пощипывала нервы, и он, не выдержав, высунул нос.
Фигура шевельнулась, и в следующее мгновение послышались шаги, кряхтение, что-то вылупилось из бокового ответвления, и к смутной личности примкнула еще одна. Блеклый лучик света запрыгал по стенам.
– Ну, что там? – донесся приглушенный голос.
– Пустая трата времени, тупик, – отозвался собеседник. – Коридор и дверь с замком – в нее уж лет сорок никто не долбился. Но сходил не зря, – ухмыльнулся мужчина, – облегчил душу и тело, можно дальше работать…
«Не привидения, – подумал Максимов. – Снова эти черти. С ума сойти, как тесен подземный мир – они везде!..»
– А ты чего застыл тут, как изваяние? – доносился глухой голос. – К полу прирос али как? Фонарь зачем-то выключил…
– Да не по себе мне что-то, Илюха. Стою, поджидаю тебя, стало быть, и вдруг мерещится мне, что неподалеку кто-то храпит. Ну, в натуре, храпит, как человек…
Максимов поморщился. «Папахен, ты временами несносен, храпишь, как носорог, – жаловалась дома Маринка. – Я уже замаялась прослушивать за стенкой твои оперные арии. Ты бы принимал какие-нибудь меры, покуда я окончательно не разозлилась и не выселила тебя из квартиры…»
– Да что-то не слыхать вроде… – после долгой паузы отозвался Илюха.
– Так уже и не храпит, – резонно отозвался обладатель отменного слуха. – То ли глючит меня, Илюха, от всего этого дерьма, то ли это в трубах…
– Трубы храпят? – не понял напарник.
– Да иди ты!
К свету фонаря добавился второй, двое стали неслышно приближаться; похоже, не сговариваясь, встали на цыпочки, удвоили бдительность. Максимов чувствовал, как лицо заливает испарина, щиплет глаза, смотреть невозможно. Пошевелиться трудно, а если извернуться и все же сунуть руку за пистолетом, то выстрелить первым все равно не судьба. Оставалось лишь надеяться на чудо…