Подземная Канцелярия
Шрифт:
Отдел ненаписанных рукописей, которые вполне могли быть написаны
Из дневника Гоши
Запись сто семьдесят вторая
Мой разум словно отключился после гибели Марины. Это было сродни потере сознания, наверное, хотя никогда раньше я сознание не терял. Просто щелчок — и темнота, словно вилку из розетки выдернули.
А потом ее кто-то вставил, и я осознал, что сижу на крыше собственного дома, а на коленях у меня лежит мертвая девушка, которую я знаю всего несколько дней. Но как она попала ко мне на колени, я не помнил.
Все мои чувства и эмоции словно умерли, осталось только восприятие. Я фиксировал происходящие события, словно цифровая камера, поставленная на запись и забытая своим владельцем. Может быть, переживания придут позже, если это «позже» когда-нибудь наступит, но в тот момент мне все было по барабану. Вот он, апофеоз истинного пофигизма!
Мизансцена на крыше несколько поменялась. Братаны имели место быть, только уже не совсем в живом состоянии, Мигеля и Азраеля в поле видимости не наблюдалось.
Имел место Скагс с отрубленной рукой, незнакомый мне высокий худощавый человек в элегантном костюме, сшитом по моде прошлого века, маленький бесенок и гигантская птица, размахом крыльев напоминающая птеродактиля, но являющаяся всего лишь увеличенной копией обычного городского голубя, из тех, которые гадят на памятники и являются вечной головной болью всех горожан.
— …дьявольски правильное решение, — сказал элегантный незнакомец и щелкнул пальцами.
Тотчас же под его седалищем оказалось роскошное кресло с резными ножками, обитое каким-то дорогим и экзотическим материалом. Он вальяжно развалился в этом кресле и закурил появившуюся из воздуха сигару. Судя по тому, как смотрел на него Скагс, передо мной было его начальство. Причем из самого верхнего эшелона власти.
— Сатана, — сказал Голубь.
Почему-то меня не удивило, что птица умеет разговаривать. Наверное, от Голубя, умудрившегося вымахать до таких размеров, можно ожидать чего угодно.
— Зови меня Князем, — сказал Сатана. — Так мне привычнее. Скагс, мальчик мой, я вижу, в наших рядах пополнение?
— Да, Князь, — сказал Скагс, хищно улыбаясь. — Думаю, мы найдем для него самую пыльную работенку во внешнем круге.
— Нет! — взвизгнул бесенок.
Странно, подумал я, почему это бесенок не хочет возвращаться в ад?
— Найдем, — сказал Князь.
— Нет! — раздался голос настолько могучий, что у меня зазвенели все внутренности. Барабанные перепонки готовы были лопнуть от невыносимой нагрузки, и в то же время казалось, что источник голоса находится непосредственно внутри моего черепа. — Будем милосердны!
— Ты бы проявился, — сказал Сатана. — А то как-то неудобно беседовать, знаешь ли.
— Хорошо.
И на крыше вдруг заполыхал огненный куст.
Не горящий куст. Горящий куст подразумевает объятое пламенем растение. Никакого растения не было и в помине, было только пламя, по форме и размерам напоминающее живую изгородь. Куст огня.
В тот же миг бесенок вспыхнул ярким белым пламенем, и три удара сердца спустя от него не осталось даже пепла.
— Впечатляет. С пиротехникой ты всегда был на короткой ноге, — сказал Сатана. — Голубчика своего тоже спалишь?
— Нет, — сказал огненный куст. — Я вижу, что он заблуждался и действовал исходя из благих намерений.
— Благие намерения ведут ко мне, — напомнил Сатана.
— Я вижу, что он хотел сделать, — сказал огненный куст. — Он хотел привлечь мое внимание к проблемам созданного мною мира и напомнить мне об ответственности, которую я сам на себя возложил и которую теперь не имею права снять. Я уделял этому миру слишком мало внимания в последние годы.
— Века, — сказал Сатана.
— Может быть, — согласился огненный куст. — Я виноват в том, что произошло с Азраелем. Я признаю свою вину. Мне не стоило бросать свои творения на произвол судьбы. Я был слишком увлечен созданием новой Вселенной, но теперь это дело забыто. Отложено на неопределенный срок. У меня слишком много дел на Земле.
— Это верно, — сказал Сатана. — Давай поговорим о деле. Поскольку обе стороны, заключившие пари, мертвы, можем мы его аннулировать?
— Да.
— Чудесно. Как будем решать вопрос с Разрушителем?
— Вопрос уже решен. Он сделал свой выбор. Он более не Разрушитель, если сам того не пожелает.
— Я готов оставить его в покое. А ты?
— Да. Его жизнь и смерть отныне будут протекать на общих основаниях, и Суд будет справедлив. Его будут судить только за то, что он сделал в этой жизни, не принимая во внимание прошлые воплощения, когда он служил тебе.
— Договорились, — сказал Князь. — Кстати, мальчики тут немного набезобразничали, если ты еще не заметил, но начал все твой. Тебе и прибираться.
— Согласен. Все павшие невинные жертвы будут воскрешены. Все разрушения устранены. Прошу только об одном, этих (тут тела пацанов вспыхнули тем же ослепительным пламенем, что и бесенок минутой ранее) забери с собой сразу. Не стоит терять времени на Суд, пусть их наказание начнется уже сегодня.
— Легко и непринужденно, — сказал Князь. — Вампира не вернешь? Он, между прочим, за правое дело бился.
— Нет, об этом даже не проси. Я не буду воскрешать создание, лишенное души.
— Нет так нет, — сказал Князь. — С Голубчиком твоим что будем делать?
— Я сам его накажу.
Голубь в момент уменьшился до подобающих птице его калибра размеров, взмахнул крыльями и исчез, взлетев, как американский истребитель «харриер», вертикально вверх.
— Тогда все вопросы можно считать улаженными, — сказал Князь. — Приятно было снова поговорить. Пойдем, Скагс.
— Еще увидимся.
— Вот в этом я никогда не сомневался, — сказал Князь, щелкнул пальцами и исчез вместе со Скагсом, его топором, отрубленной рукой и креслом.
И тут я осознал, что на крыше, кроме меня и огненного куста, никого не осталось. Поправка: осталась Марина — и она, о чудо, зашевелилась на моих руках. Кровь исчезала с ее лица, а страшная рана от пистолетной пули затягивалась сама собой.