Подземная Канцелярия
Шрифт:
— Мы здесь постоим, — сказал Компостер. — И в армию не забирают, а призывают, между прочим. Вы случайно не знаете, дома он или, может, вышел куда-нибудь?
— А куда ему выходить? — изумилась Клавдия Ивановна. — Из института поперли его, а для дискотеки ихней рано совсем. Дома он, дома.
Вообще старушки являются кладезем самой разнообразной информации. Иностранные шпионы, вербуя агентов, делают ставки совсем не на тех людей. Вместо того чтобы пытаться за бешеные деньги купить кого-нибудь из ученых или чиновников,
— А мы чего-то звоним, а никто не открывает, — простодушно сказал Компостер.
— Давайте я попробую, — сказала Клавдия Ивановна. С резвостью, наводящей на мысль о чудотворном избавлении от ревматизма, старушка проковыляла до Лешиной двери, нажала на звонок и проговорила неестественно добрым голосом, о существовании которого Леша даже не подозревал: — Алешенька, внучок, открой дверь, пожалуйста, это я, соседка твоя, баба Клава. Я тут варенье собралась варить, а у меня соль кончилась. Будь хорошим мальчиком, насыпь хоть полгорсточки.
Такого коварства от старушки Леша не ожидал. Компостер же, повидавший на своем веку и не такое вероломство, стоял с совершенно невозмутимым лицом, участковый за его спиной сложился пополам и пытался замаскировать истерический смех взрывами истерического кашля. Как мы уже упоминали выше, с маскировкой у милиционера было туго.
— А соль в варенье зачем? — спросил Компостер.
— Для достоверности, — сказала старушка. — Алешенька!
— Здесь я. — Выдержать такое более минуты Леша бы не смог, и прекрасно это понимал. Военком и мент — это одно, но эта баба-яга… — Уберите старушку.
— Спасибо, Клавдия Ивановна, — сказал Компостер. — Дальше мы сами.
Военком понимал, что выиграл только первый бой. Между ним и призывником по-прежнему находилась обычная для московских домов тяжелая металлическая дверь с деревянной облицовкой. Враг имел неосторожность обнаружить свое присутствие, но до полного разгрома далеко.
— А я что? — спросила Клавдия Ивановна. — Я могу и дальше.
— Спасибо, — еще раз сказал Компостер.
— Как знаете, — неодобрительно сказала старушка и скрылась в своей квартире.
Впрочем, Леша готов был биться об заклад, что дальше смотрового глазка она не уйдет.
— Алексей, — сказал Компостер, — открой дверь.
— Зачем? — спросил Леша, понимая глупость подобного вопроса.
— Надо, — сказал Компостер.
— Кому надо? — спросил Леша.
— Большей частью тебе, — сказал Компостер.
— Сомневаюсь, — сказал Леша.
— Зря, — сказал Компостер. — Поначалу все сомневаются, но потом они убеждаются в моей правоте.
— Я
Наступила тридцатисекундная пауза. Стороны обдумывали свои следующие шаги.
— Алексей, — убежденно сказал Компостер, — каждый сознательный россиянин должен отдать священный долг Родине, которая родила, воспитывала и обучала его.
— Меня мама родила и воспитывала, — сказал Леша.
— Ересь, — сказал Компостер. — Родина-мать зовет.
— Не слышу, — сказал Леша.
— Открой дверь и услышишь, — сказал Компостер. Это была угроза.
— Я вас не знаю, — сказал Леша. — А меня с детства учили дверей незнакомым людям не открывать. А вдруг вы не военный, а бандит или террорист чеченский?
— Глупости, — сказал Компостер. — Хочешь, я тебе удостоверение покажу?
— А оно поддельное, — сказал Леша.
— Разумно. — сказал Компостер. — Но своего участкового ты в лицо-то должен знать, а?
— Должен, — неохотно признал Леша. — Но, с другой стороны, вы могли его обмануть.
— Я нашего военкома двадцать лет знаю, — сказал участковый и сразу потерял львиную долю Лешиных симпатий. — Он и меня в свое время убедил пойти служить.
— Все равно не открою, — сказал Леша.
— Почему? — спросил участковый.
— Разве ты не хочешь отдать священный долг? — спросил Компостер.
— Не хочу, — сказал Леша. — Меня с детства пичкали всякой ахинеей о дедушке Ленине и прочем таком, а потом оказалось, что все это чушь. Почему я оказался что-то должен стране, которая меня с младенчества обманывала?
— Идеология тут ни при чем. — На Компостера подобная демагогия никакого впечатления не произвела. За тридцать лет работы на этой должности он наслушался и не такого. — Речь идет о твоей стране. Страну не выбирают.
— Четыре волны эмиграции могут с вами поспорить, — сказал Леша. — И вообще, я в армии служить не могу.
— Почему? — ласково поинтересовался Компостер, почувствовав, что враг слабеет.
— Потому что я больной. Инвалид.
— Вылечим, — пообещал Компостер.
— И я пацифист, — неуверенно добавил Леша.
— Переубедим, — заявил Компостер.
— И я там никого не знаю.
— Познакомим, — посулил Компостер.
— Я наркоман.
— Отучим, — заверил Компостер.
— Я строем ходить не могу, в ногу не попадаю.
— Научим, — не дрогнул Компостер.
— И вообще, я — голубой, — решился Леша.
— Переборем, — сказал Компостер.
Леше стало любопытно. В его голове (как и в голове автора, не ожидавшего подобного оборота) моментально нарисовалась картина роскошнейшей блондинки, все одеяние которой состоит из распахнутой шинели и папахи. Но даже сие привлекательнейшее зрелище вряд ли перевешивало находящуюся за дверью угрозу.
— Гм, — сказал Леша. Аргументы у него закончились.
— Откроешь? — спросил Компостер.