Подземная непогода
Шрифт:
Грибов задумчиво листал дневник Шатрова. Это было интересно и жутковато. Виктор погиб, но в полный голос говорил с бывшим противником. Оживали старые споры, но сейчас слова Виктора казались значительнее, — потому ли, что он отдал жизнь, как бы подчеркнув кровью каждое слово, потому ли, что Грибов сам поработал с аппаратами и убедился в их силе? Во всяком случае, Грибов с большим вниманием перечитывал знакомые и незнакомые ему доводы. "
…Если вулкан — котел, то это котел неисправный. Его никто не чистит, не смазывает, не регулирует. Вулкан работает нерасчетливо — он сам себе засоряет выход. Все ужасы извержений происходят из-за
Правильно сказано, — думал Грибов. — Именно так: паровой котел с засорившимся клапаном, нелепый котел, который лопается при каждом извержении. Конечно, опасно жить и работать возле засорившегося котла. Но… нельзя ли его прочистить?"
Мысль родилась неожиданно и вызвала усмешку. Прочистить вулкан — легко сказать! Этот страшный котел выбрасывает дым и пепел в стратосферу, на высоту до пятнадцати километров. Он способен поднять в воздух сотни миллионов тонн пепла. Расплавленные шлаки целый год выливаются из этой природной печи. Какой же кочергой шуровать в ее топке, каким совком выгребать золу? Где там прочищать кратер — к нему и подступиться опасно! Виктор попробовал близко подойти, и вот чем это кончилось…
И Грибов отогнал бы странную мысль о прочистке вулкана, если бы перед этим он не спрашивал себя настойчиво: что же должно последовать за работами Виктора?
Ученые описывали не только вулканы. Во всех других науках за описанием следовало объяснение, за объяснением — исправление и переделка. Так было и в науке о растениях и в науке о человеческом обществе.
Прежде чем предсказывать извержения, ученые научились предсказывать наводнения, бури, заморозки. Предсказывать не для того, чтобы бежать от стихии, а для того, чтобы бороться с ней, как борются со всяким врагом. Мало предупредить — нужно еще собрать силы и отбить нападение. Может быть, со временем люди, живущие у вулкана, скажут ученым: "Вы предупредили нас об извержении — за это спасибо, но мы не хотим убегать от каждого извержения, бросая дома и сады на милость лавы и пепла. Научились предупреждать попробуйте отбить врага: описали, объяснили — теперь необходимо исправить".
Вот как стоит вопрос. Не "возможно ли", а "настоятельно необходимо".
А если необходимо, следует подумать всерьез. И когда вдумаешься, препятствия не кажутся непреодолимыми. Совсем не нужно прочищать вулкан во время извержения. Сейчас клапаны, выпускающие лаву, открыты. Они закроются, когда извержение кончится и остатки лавы застынут в них. Вот тогда, в период затишья, можно не торопясь прочистить трубопроводы вулкана, подготовить их для следующего извержения, позаботиться, чтобы оно прошло без взрывов, без катастроф, чтобы газы вышли через открытый кратер и лава вылилась по заранее подготовленной трубе…
Неделю раздумывал Грибов, прежде чем наконец решился сесть за стол и написать: "
Работа Шатрова не только завершает долгий путь, но также открывает новую страницу в науке о вулканах" После предсказания должно последовать обезвреживание. После предупреждения об опасности — борьба с ней. Мысль движется вперед, нет и не может быть предела для нее".
7
Нет, человек не камень, упавший в воду.
Садовник уходит — цветут посаженные им сады. Каменщик уходит — в домах, которые он строил, растут дети. Уходит ученый — остаются его мысли, его выводы, другие ученые проверяют их, продолжают, делают новые выводы, иногда неожиданные
Прочистить вулкан! Профессор Дмитриевский трижды перечитал статью.
— Ох, уж эта молодежь! — шептал он, покачивая головой. В этих словах было и восхищение и неодобрение. Затем он добавил, вздохнув: — Такова правда жизни. Я мечтал точно предсказывать извержения — для них этого недостаточно.
И Дмитрий Васильевич размашистым почерком написал на первой странице: "
Уважаемый товарищ редактор!
Прошу вас поместить в ближайшем номере…"
Однако в ближайшем номере статья не появилась. На пути ее, как каменная стена, встал приличный на вид человек, хорошо одетый, благообразный, временный редактор "Университетского вестника" доцент Тартаков. В этот день он пришел домой расстроенный, швырнул на диван пальто, не повесил его в шкаф на плечики. Он даже не заметил, что на столе его любимые оладьи. Наконец-то он выучил Елену пропекать их как следует!
А Елена сегодня нарочно сделала оладьи, чтобы задобрить мужа. Назрел щекотливый разговор. Елене давно хотелось уйти из управления. Работа там скучная, канцелярская. Время идет, и Елена забывает геологию, превращается в секретаршу. Через два-три года она растеряет знания и уже никогда не напишет научный труд об океанском дне. Нет, нужно решиться и бежать из управления. Место нашлось — можно уехать в экспедицию на Каспийское море на шесть месяцев.
Но начальник отдела не отпускал Елену на полгода. Требовалось, чтобы Тартаков повлиял на него, попросил, постарался переубедить.
А Тартаков неохотно просил за других, даже за жену. Кроме того, он любил домашний уют и предпочитал, чтобы жена сидела дома. Разговор предстоял нелегкий. И, заглядывая в глаза мужу, Елена думала: "Кажется, не в духе. Придется отложить…"
— Слушай, ты училась с неким Шатровым?
Елена вздрогнула… Суп пролился на скатерть.
— Шатров? Был такой. Но он погиб как будто…
— Да, погиб. И его начальник, какой-то Грибов, прислал нам двадцать страниц восхвалений. Если верить этой оде, твой Шатров — второй Обручев. Я прочел и говорю: "Вместо статьи дадим некролог на предпоследней полосе, тридцать-сорок строк"…
— Сорок строк!
— А что? Сорок строк в нашем "Вестнике" — большая честь. Ведь этот Шатров не академик, даже не кандидат наук. Он молодой геолог, работал первый год. Большая пресса о нем не писала. Это все Грибов раздул. Под видом статьи о Шатрове он хочет протащить свою идейку.
— Какую идейку?
— Пустяки, фантасмагория! Он предлагает прочищать вулканы, уверяет, что это вытекает из работ Шатрова.
Прочищать вулканы! Елена подумала, что Грибов хватил через край. Но из чувства противоречия она сказала:
— А разве это невозможно?
— Может, и будет возможно лет через двести. Не мое дело разбираться. Я редактор "Вестника". Когда наши профессора получают награды, я должен сообщить, за что именно. Если погиб выпускник нашего факультета, я даю о нем сорок строк в черной рамке. А измышления какого-то Грибова меня не интересуют. Я направляю их в бюро изобретений, и делу конец.
— Направил? Избавился?
— Да нет, понимаешь, статью рекомендовал Дмитриевский, а он у нас декан. Старик сходит с ума, а отвечать придется мне.