Подземный рейд
Шрифт:
На следующий день у люков, через которые юные и восторженные борцы за права мутантов проникли в подземные коммуникации, собралась внушительная толпа. Сентиментальные горожане несли цветы и свечи к железным крышкам, ставшим воротами в ад.
Хватало среди них людей с нестабильной психикой. Такие всегда, как мотыльки на огонь, слетаются в места, где толпа бурлит эмоциями. Внутри у них все кипит. Неважно, от чего: праведного гнева или радости. Такой порыв требует выхода.
Здесь уже горели на асфальте высокие свечи, украшенные объемными изображениями в виде цветков подсолнечника, в стеклянных подставках. Желтый цвет – символично. Хотя мертвым все равно. А родителям, близким и друзьям так бездарно погибших от этого не легче. Огоньки на кончиках фитилей трепетали и гнулись на ветру, но не гасли.
«Подсолнухи» решили использовать ситуацию в свою пользу и провести траурный митинг. Все должно быть к месту. Не к месту оказалась бригада сварщиков из вспомогательного отдела Службы. Работяги внаглянку попытались заварить вскрытые люки. Для этого пришлось отодвинуть груду букетов с четным количеством цветов. Несколько свечей упали. Поминальные огоньки потухли. Лучшего момента и не придумать. На них и выплеснула эмоциональный шквал толпа. Каэсэсовцам намяли бока, но не сильно. Каждый в толпе рвался вперед: «Дайте мне ударить, щас я ему вмажу», – и в итоге больше толкались, мешая друг другу. Тертые каэсэсовцы могли действовать как одиночные бойцы, так и слаженно, в команде. Они перехватили инициативу, перегруппировались и, прикрывая друг друга, ушли под землю через так и не заваренные люки.
Сварщики попрыгали в открытые люки, как танкисты по тревоге. Желание что-то заваривать ушло от них безвозвратно, зато появилось другое, новое – поквитаться с обидчиками. И чем скорее, тем лучше.
Каэсэсовцы бывали в разных передрягах, но еще ни разу не сталкивались с разъяренной человеческой стихией. Всем миром их еще никогда не били. Горячего желания вновь испытать это на своей шкуре они не имели. Но дело надо было закончить. Неизвестно, что хуже, неуправляемое человеческое море или начальственный гнев?
Покончив с возмутителями спокойствия в красных комбинезонах, организаторы тщательно спланированного стихийного митинга собрались двинуть пламенные речи. Пришла пора обличать и выводить на чистую воду. Однако разгоряченные ораторы не успели насладиться моментом. Очень скоро из люков полезли, как черви из земли, каэсэсовцы. Вернулись потрепанные и обозленные. Вернулись не одни, а с подкреплением. Кулаки чесались от нетерпения поквитаться с обидчиками. Подземный десант вырвался на поверхность, оставив снаряжение в подземелье. Так, на всякий случай, чтобы не было соблазна пустить спецсредства, предназначенные для уничтожения тварей, против сограждан, которых они по долгу службы должны были оберегать и защищать. На коротком совещании у выходов на поверхность решили ограничить общение с «подсолнухами» исключительно с позиции физической силы и кулаков. Они – санитары города – делают грязную и черную работу, от которой у других нормальных горожан с души воротит, но это не значит, что с ними можно обращаться, как с черной костью. Каэсэсовцы справедливо считали, что у них по венам течет такая же кровь, как и у всех остальных людей. Пришло время пустить юшку неблагодарным горлопанам с поверхности. Поглядим, какого цвета у них кровушка. Неужели голубая? Посмотрим…
Среди красных комбинезонов мелькали угловатые фигуры в камуфляже, обвешанные защитной броней. Военные не могли остаться в стороне, когда «мылят холку» коллегам. Вечные, как мир, подземные дрязги между Службой и Армией были на время забыты.
Бойцов все равно было меньше, чем митингующих, но выучка и умение действовать плечом к плечу всегда дают сто очков вперед. Сегодняшнее событие не стало исключением из правил.
На острие удара шли бронированные армейцы. С боков их прикрывали каэсэсовцы. Живой таран быстро рассек толпу на несколько частей. Остальное уже было делом техники, то есть привычки, но все равно вызывающим энтузиазм. Особенно старались сварщики. Ругаясь, как грузчики, они махали кулаками, не делая редких остановок для передышки. Обыватели начали разбегаться, теряя предметы гардероба и самоуважение.
В той памятной потасовке, конечно же, не обошлось без Шаржукова и Бормотова. Куда без них? Они даже чуть-чуть не попали в вечерние новости. Олег погнался за одним долговязым хлыщом в плаще. У того на шее был закреплен усилитель голоса. Лифтер справедливо посчитал его одним из виновников торжества. В приоритетах выбора цели у него не было равных. Не рассчитав, он сбил с ног оператора. Масса тела, помноженная на скорость, сделала свое дело. Журналист мешком шмякнулся на асфальт. Рядом, звякнув, упала портативная стереовидеокамера. Телевизионщик громко и злобно завопил: «Сука! Ты мне камеру сломал». До этого он увлеченно снимал, как парочка лифтеров отбивала армейца от гражданских, в прямом смысле слова. Одного патрульного, отставшего от своих, повалили на землю, навалившись гурьбой. Солдат в тяжелой защите ворочался под грудой тел, не в силах стряхнуть их с себя и встать хотя бы на четвереньки. Удары сыпались на него со всех сторон. Пока служивого спасала от неминуемых увечий только броня. Но у него уже начали расстегивать защелки на жилете и шлеме. Неразлучная парочка вовремя подоспела на выручку. Тяжелые ботинки с защитными вставками на берцах и толстыми подошвами – весомый аргумент, особенно незаменимый в уличном споре. Оппоненты в диалог вступать не захотели, брызнув в разные стороны.
Оператор, заснявший эту заваруху, был доволен. Прекрасный сюжет для репортажа об уличном беспределе был у него в кармане. Во всяком случае, он так считал.
Олег не обратил внимания на ругань, справедливо не считая себя ни собакой, ни тем более «сукой». Зато оператора услышал Бормотов. До этого момента Алексей был всецело поглощен тем, что увлеченно охаживал по спинам и головам митингующих транспарантом с надписью: «Добро всегда победит!» Леха отбросил в сторону пластиковый прямоугольник на длинной ручке и подскочил к поднимающемуся журналисту. Каэсэсовец помог ему встать, а заодно бережно поднял с асфальта камеру.
Глядя в глаза оператору, он приторно ласково произнес:
– Разве это сломал… так, царапина на корпусе. Делов-то!
– Засужу, – упорствовал владелец навороченного чуда техники. – Голым по миру пущу!
– Ага, – послушно согласился Алексей. Незнакомые люди плохо разбирались в его изысканно хамоватой манере изъясняться. – Вот что значит сломал! – Бормотов без замаха двинул несостоявшегося сутяжника по голове его же камерой. Жалобно тренькнув, во все стороны разлетелся веер пластиковых осколков.
Тельце в синей куртке с надписью «ПРЕССА» вернулось в исходное положение, заняв горизонтальную позицию на асфальте. Журналист хлопал глазами и видел облака. Облака исчезли, их сменило ухмыляющееся лицо каэсэсовца, которое елейным голоском заботливо поинтересовалось:
– Понял, за что, гиена пера?!
– Э-э… м-м-м…
– Му-му, – передразнил каэсэсовец, глядя на поверженного сверху вниз. – Значит, говоришь, не понял! Придется добавить.
– Не надо! – угроза скорой расправы всегда проясняет затуманившееся сознание. Заставляет быстрее соображать.
– Раз понял, отползай, – милостиво разрешил Бормотов.
Из месива проводков и электронных плат лифтер ловко вытащил карту памяти с записью и засунул в нагрудный карман. Перехватив на себе расфокусированный взгляд журналиста, он коротко пояснил:
– На память о встрече.
На этом Алексей посчитал разговор законченным.
Он подхватил трофейный транспарант. Высоко подняв его над головой, как именной штандарт, каэсэсовец проорал во всю глотку: «Расступись! Дорогу человеку, животные!» – и бросился догонять друга.