Подземный Венисс
Шрифт:
В модной раскраске секретарши сквозило нечто демоническое. Дородный обслуживающий персонал отличался шрамами на головах и нервической дрожью.
Шадрах показал бляху, а пистолет убрал в карман. Знак всемогущего Квина возымел свое действие, и посетителя любезно проводили к дверям.
— Сюда проходите, — сказала сестра. — Подождите хирурга. Он вам поможет.
Мужчина вошел — и ахнул, ступив на высокий помост. Под ногами лежал основной этаж банка органов. Над полом ярусами вздымались колонны, которые упирались в потолок футах в двухстах над головой. Перед глазами тянулись до самого горизонта
Там, где по стенам полагалось размещаться статуям святых, располагались в прозрачных капсулах человеческие тела, чья белая-белая кожа даже поблескивала на свету, — ряды над рядами, множества и множества тел, бесконечность, от которой становилось дурно. Колонны, что поднимались и образовывали арки пучками по пять или шесть штук, вовсе и не были настоящими колоннами, а трубопроводом для крови и прочих жидкостей. Гигантские алые, зеленые, синие и прозрачные трубы прорезали собор подобно артериям. Вверху виднелись подсвеченные изнутри витражи с абстрактным рисунком, оказавшиеся на самом деле стеклянными полками, за которыми хранились органы: желтые печени, красные сердца, бледные руки, белые глазные яблоки, четки из нервов, удаленных из организма.
Позади на помосте находилась мемориальная доска в честь павших хирургов — и новые ряды тел, каждое из которых смотрело перед собой отрешенным, страдальческим взором истого мученика, но ни одно не походило на Николь.
Над головой, в ужасно спертом воздухе, провонявшем кровью и густо гниющими трупами, кружилась пыль и шары наблюдательных видеокамер, усеянные выпуклыми линзами, бесчисленными, как поры. Из крыльев собора смутно раздавался шум работы хирургов (так подумал Шадрах): звон скальпеля о скальпель, будничные мужские голоса, булькающие вскрики. Впрочем, стоило их вообразить, как призрачные звуки растаяли. А вокруг — и сверху, и снизу — никого, кто бы шевелился или же не был замурован в стене, точно мертвец.
Сплошная тишь да гладь, и никакого отпора. Мужчина даже растерялся, так что когда из длинной анфилады послышался дробный шум, он скорее испытал облегчение, нежели тревогу. По мраморному полу топали чьи-то ноги. Звук не исчез, но стал еще громче, отчетливей и почему-то жестче, петляя между колоннами с ихором и кровью.
Шадрах напряженно всматривался сквозь арки, пытаясь отыскать его источник. Раздался смех — короткий, лающий, невесть откуда. Визг — протяжный, женский. Затем опять ничего, кроме топота. Вот за колонной робко мелькнула тень, глазам померещилось какое-то движение, на миг возникло лицо, которое будто бы растворилось в мраморе. И снова дробь шагов. Мужчина достал пистолет и двинулся к лестнице, ведущей вниз.
Наконец-то какой-то враг, и можно действовать. Но тут что-то вышло на свет. На расстоянии это больше всего смахивало на изуродованную букву «Н» со сломанной перекладиной: две вертикальные черточки, а между ними горизонтальная. Когда загадочное нечто приблизилось, хотя и бочком, и хромая, Шадрах осознал, что ошибся. Перед ним были два человека, соединенных посередине. Они бежали, кружились и бранились и так постепенно оказались у подножия лестницы. Мужчина рассмотрел пару дряхлых существ, иссушенных, согбенных, морщинистых до полной невозможности различить их пол. Эти люди дрались между собой за белоснежное тело девочки. Из огромного разреза подле груди улыбались ее внутренности.
— Добро пожаловать в собор кадавров, как мы его называем, — послышалось за спиной.
Шадрах рывком обернулся.
Позади стоял сухопарый бледный мужчина с ястребиными чертами лица. Глаза его прятались за очками, а одеяние состояло из багрового докторского халата и алой шапочки. Руки в ржаво-красных перчатках человек держал так, чтобы кровь с них капала на мраморный пол, а не на форму. Вид у него был старый и юный одновременно, как если бы тревожные морщины до времени отпечатались на лице подростка.
— А вот этого не надо! — рявкнул незнакомец, указывая на пистолет.
Шадрах неохотно спрятал оружие в карман и спросил:
— Вы кто?
Наморщенный лоб.
— Меня зовут доктор Фергюсон. Я делал важную операцию, а вы меня отвлекли.
Казалось, он только теперь вспомнил о своих перчатках и, аккуратно сняв их так, что чавкнула резина, швырнул в угол.
Увидел взгляд собеседника и тоже посмотрел на монстров у подножия лестницы. Один из них взвалил себе на спину правую ногу девушки; теперь они дрались за левую.
— Не обращайте внимания. Как ни прискорбно, это спонсоры, покровители наших исследований. По условию контракта им дается полная воля в соборе. Боюсь, у них предсмертное слабоумие. Теперь вот играются с трупами.
Шадрах отвел глаза и покосился на ногти Фергюсона, насквозь пропитанные кровью.
— И вы разрешаете?
Доктор пожал плечами.
Это предусмотрено контрактом о непрерывной помощи. Знаете, трупы ведь мертвые. — Мрачная ухмылка. — А вы чего ждали? Когда вокруг столько мяса, тут не до мистики. Это же несерьезно. И кстати, представьтесь, пожалуйста. Вы так раздразнили очередь, что в коридоре до сих пор пыль столбом.
— Я от Квина. — Шадрах машинально достал свой знак и сунул его хирургу, окидывая взором чудовищно красивый собор во всей его широте и глубине.
Доктор Фергюсон вернул бляху.
— Что вам нужно? Меня ждут в операционной.
— Я тут ищу донора.
Губы собеседника тронула слабая улыбка.
— Все ищут.
— Нет, мне нужен конкретный человек.
— Номер какой?
Шадрах протянул распечатку.
Доктор Фергюсон добрел до помоста и нажал на какие-то кнопки. Вспыхнул голографический экран.
— Сейчас, погодите минуту, произнес хирург, утирая лоб левой рукой. На коже осталась алая полоса. — Ну, расскажите, как там, наверху?
— А вы не видели?
— Ни разу.
— Здесь и родились?
— Нет, родился там, но я ничего не помню про там, только про здесь. Понимаете, когда ваш мир ограничивается пределами человечьего тела, то макромир кажется таким громоздким, таким далеким, туманным… А, вот. — Он прочел на экране какой-то номер. — Донор еще у нас. — Тут доктор нахмурился. — Даже не знаю… Ладно, пойдем. Я покажу дорогу.