Поджигатель
Шрифт:
– Ты не должна быть одна. В этом нет необходимости.
– Ошибаешься, папа. Я определенно должна. Не буду всю жизнь стоять в тени чужих целей, как это делала мама.
– Твоя мама...
– Это не та тема, которую я собираюсь обсуждать с тобой. Мы оба знаем, что она была несчастна и хотела большего, и мы оба знаем, что ты отговаривал её, когда мог, но она сделала свой выбор, а я делаю свой. И не позволю тебе остановить меня.
– Я заплатил за все эти годы занятий танцами, дочка. Не забывай об этом, – Пётр наклонился вперёд и хлопнул обеими руками по её столу. Она гордилась собой, что не испугалась.
– Я поддерживал твою реабилитацию после аварии, твою учёбу в училище и твою шикарную свадьбу.
– За всё это, включая свадьбу, я тебе благодарна. Но это не значит, что я тебе что-то должна. Я твоя дочь, а не подчинённая.
Прежде чем отец успел ответить, зазвонил его мобильный.
– Ненавижу эти чёртовы штуки. Способны достать человека, где бы он ни находился, – проворчал Пётр. Но так как это, скорее всего, было по делу, ответил. Ничего удивительного. Барков никогда не ставил семью выше бизнеса.
Пока он грубо разговаривал с собеседником, Ирина закрыла глаза и вспомнила о том, что давало ей ощущение силы – о своих пациентах, клиентах, о маме. Эту технику ей дал психотерапевт. В голове возник образ Тимофея. Представить его и знать, что он рядом, было полезно. Ирина испытывала благодарность за то, что они поговорили о своём разрыве. Предстояло ещё многое сделать, но она чувствовала, что это возможно. Вспомнила, какой сильной она была с ним, что Кирилл и её отец разрушили с годами.
Затем подумала о поцелуе, и на ум пришёл другой образ. Тимофей, полностью без одежды, смотрящий ей в глаза. На щеках женщины появился румянец.
– Мне нужно идти, – сказал отец, оторвав её от размышлений, когда убирал телефон в карман. – Ты знаешь, что Тимофей Соболев вернулся в город?
Так вот о чём был телефонный звонок.
– Да, он помогает дяде Марату расследовать пожары.
– Похоже, я участвую в расследовании. Моя секретарша назначила ему встречу на завтрашнее утро.
– Ты хозяин третьего разрушенного здания. Вполне логично, что ему нужно с тобой встретиться.
– Но у него нет причин встречаться с тобой. Держись от него подальше.
– Я его уже видела. Я тоже одна из жертв пожара.
Ладно, там было кое-то ещё, но Ирины не стала об этом говорить. Её отец ничего не сказал. Его молчание было более пугающим, чем слова. Она знала, что он пытается решить, как ответить. Наконец он произнёс:
– Мы с тобой ещё не закончили.
Он вышел, прежде чем Ирина успела ответить, но всё равно прошептала
– Нет, папа, мы закончили.
***
К тому времени, когда Тимофей зашёл на кухню, дядя Марат и Леонид Алексеевич уже разговаривали с пришедшими раньше. На столе стояла стопка коробок с пиццей и бутылки газировки. Тимофей представил мужчинам себя и Джину, а она ходила вокруг, наслаждаясь вниманием и вдыхая незнакомые запахи. Зная о случаях, когда пожарные становились поджигателями, сыщик наблюдал за ней, не подаст ли она какой-нибудь сигнал, и с облегчением убедился, что реакции не последовало.
И тут Тимофей снова услышал знакомый голос. На этот раз вместо мыслей о дружбе и веселье в голове возникли образы того, как его заталкивают в шкафчики,
Тимофей помнил Равиля Догмаева высоким, мускулистым и грозным. В его воспоминаниях мальчишка возвышался над ним, а руки всегда были сжаты в кулаки. Сегодняшний же мужчина был едва ли выше его ростом, весил около пятидесяти лишних килограммов и уже имел редеющую шевелюру. Видимо, воспоминания не всегда были точными. Подростку Тимофею захотелось громко рассмеяться.
– Привет, Равель. Не знал, что ты здесь.
– Я хотел спросить, помнишь ли ты меня, – сказал Догмаев, засунув руки в карманы. Его глаза не пытались поймать взгляд сыщика и блуждали.
– Помню, – Тимофей больше ничего не добавил. Он помнил синяки, унижения и тревогу, которая заставляла его избегать некоторых коридоров школы в разное время учебного дня.
– Да, наверное. Трудно забыть людей, которые плохо к нам относились, – что-то в этой фразе заставило Тимофея задуматься, кого Равиль имеет в виду, но не собирался спрашивать. Ему удалось не скрестить руки перед грудью, заняв защитную позу, но он не смог удержаться от того, чтобы не сжать челюсти. Догмаев посмотрел на пол. Смутился ли он?
– Не поздно ли принести извинения?
Тимофей чуть не проглотил язык.
– Нет, ещё не поздно.
Равиль протянул руку и сказал:
– Мне очень жаль. Я был первоклассным засранцем.
Тимофей сначала не ответил, потрясённый сюрреалистичностью момента. Увидел через плечо Равиля дядю Марата, который ему улыбнулся и кивнул. Сыщик взял Догмаева за руку и, хотя чувства его были смешанными, принял извинения.
– Так ты остался здесь? – отлично, он сказал банальность.
– По настоянию моей матери поступил в колледж. Меня чуть не выгнали после первого семестра за тусовки и прогулы, но я взялся за ум и понял, что в учёбе есть то, что мне нравится. Понял, что могу не быть придурком. Получил диплом, затем степень магистра. Преподаю в средней школе. Историю. А ещё я тренер команды по борьбе.
Опять сюрпризы.
Глава 27
– Спасибо, что пришёл. Это было нелегко, понимаю, – сказал сыщик Равилю.
– Я почти не пришёл, зная, что ты будешь здесь. Подумал, что кто-нибудь из других ребят сможет меня подменить. Но тогда, если бы ты увидел меня, это было бы неловко для нас обоих и плохо для команды. Не тот пример, который хочу подать своим ученикам или детям. У меня есть свои сын и дочь, и если кто-то поступит с ними так же, как я поступал с тобой, я их отлуплю. Так что… Короче, решил, что не могу упустить шанс попросить прощения.
Равиль сделал паузу в своих рассуждениях, и Тимофей увидел, что на лбу у него выступили капельки пота. На станции было не жарко.
– Забавно, как время может изменить твой взгляд на вещи.
Тимофей понимал эти чувства и ценил мужество, которое потребовалось Догмаеву, чтобы извиниться. Если уж Равиль смог быть таким честным, то и он мог бы сделать шаг. Сыщик положил руку на его плечо и сказал:
– Время для этого подходящее. Возьми пиццу и что-нибудь выпей. Потом мы всё обсудим.