Поджигатели (Книга 2)
Шрифт:
– Надеюсь, сэр, надеюсь.
– Могу вас уверить, Бен, - вы позволите мне называть вас этим юношеским именем, словно бы мы снова студенты?.. Я говорю: последствия реализации моего плана выйдут далеко за пределы нынешнего кризиса.
– Еще бы, они могут произвести настоящий переворот в международной обстановке.
– И вдруг вспомнив: - Кстати, Невиль, какова была сегодня погода над каналом?
– О, я чувствовал себя молодцом.
– Не было ли тумана или чего-нибудь в этом роде?
– беспокоился Бен.
– Не знаю, Бен, я, кажется, вздремнул.
– Полеты над каналом теперь опасны.
– У нас отличный
– Я очень взволнован...
– Обратно мы полетим вместе, и вы будете чувствовать себя, как если бы плыли на пароходе. Сказать вам откровенно, Бен, я, кажется, ни за что не решился бы на такое путешествие, не позвони мне Даладье из Парижа и не посоветуй эту поездку.
– Я же первый предложил вам ее в своем письме, - озабоченно проговорил Бен.
– В письме?.. Ах, да, отлично помню, как же, как же, в письме...
– Я еще сообщал вам... гм-гм...
– Бен огляделся и договорил полушопотом: - Я уведомил вас о заговоре генералов.
– Ах, вот что!
– Премьер опять закивал головой.
– Помню, помню! Что же вы мне сразу не сказали? Отлично помню...
Бен понял, что премьер притворяется, будто все забыл, и подробно повторил, ради чего прилетал в Лондон. Только тогда Чемберлен "вспомнил" все.
– Дорогой мой, - сказал он, - я с этим не согласен, совершенно не согласен. Нет оснований сейчас убирать этого нахала. Это от нас никогда не уйдет. А сейчас мы с ним сговоримся. Он нам пригодится, вполне пригодится... вполне... вполне...
Премьер спал. Его голова была откинута на спинку кресла, и кадык ритмически двигался под морщинистой кожей непомерно длинной старческой шеи.
Бен некоторое время сидел в нерешительности, потом осторожно кашлянул. Чемберлен вскинул темные веки и поглядел на него мутными, усталыми глазами.
– Я вам больше не нужен, сэр?
– Ах, это вы, Бен. Извините... мне показалось, что я вас перебил, продолжайте, пожалуйста...
– Я могу итти, сэр?
– Пожалуйста, не обижайтесь, Бен, но я вам должен сказать: Сити совершенно не удовлетворено вашей поездкой в Чехию, совершенно.
– Я сделал больше, чем мог, - обиженно проговорил Бен.
– Ах, вы меня не поняли, совершенно не поняли. Кто смеет думать, что можно было сделать больше! Кто, я вас спрашиваю?
– Он с трудом поднес руку к лицу и подергал себя за жалко обвисший ус.
– Попросту они хотят, чтобы там побывал более близкий им человек, их человек... Они просили меня еще раз послать туда вашего брата.
– Этого недотепу?!
– недоброжелательно проговорил Бен.
– Хорошо будет выглядеть миссия его величества! Он прикарманит там одно-другое дельце - вот вам и вся миссия.
На лице премьера появилась болезненная гримаса.
– Вы и в юности были склонны распылять внимание на мелочи, Бен. Да, да, именно так: на мелочи. Я очень хорошо помню, очень... помню... в юности...
На этот раз голова Чемберлена упала на грудь, словно подрезанная, и Бен услышал тонкий пронзительный храп. Дрожащий палец испуганного Бена коснулся пуговки звонка, и он молча указал вошедшему камердинеру на премьера, полагая, что тому плохо. Но слуга не выказал ни малейшего беспокойства. Он приподнял за подбородок голову старика и одним ловким движением снял с него высокий крахмальный воротничок. Вместе с галстуком он бережно опустил его в кожаный ларец, оклеенный изнутри бархатом.
Бен не смог удержаться
– Что вы делаете?
– Воротничок размок на сэре Невиле во время свидания с Гитлером, сэр, важно, деревянным голосом ответил камердинер.
– Сэр Невиль полагает, что это будет исторической реликвией империи, сэр.
Бен благоговейно покачал головой и на цыпочках вышел из комнаты.
Он вернулся к себе в отличном настроении.
– Завтра мы летим домой вместе с премьером, - весело сказал он Роу.
– Последнее сообщение Гендерсона, сэр, - и Роу протянул ему листок.
"...я подчеркнул в разговоре с Герингом, что главы наших правительств согласились подождать результатов переговоров до их следующей встречи. На это он мне заявил в весьма агрессивном тоне: "Германия подождет еще этой второй окончательной встречи, но вообще она тянуть не намерена. Если Англия начнет войну против Германии, то трудно представить исход войны. Одно только совершенно ясно: до конца войны немного чехов останется в живых и мало что уцелеет от Лондона".
Бен со смехом отбросил листок.
– Поверьте мне, Уинн, - весело заявил он, - мы обведем этих немецких тупиц вокруг пальца, как малых ребят. И их невоспитанного коротышку, и этого кровожадного толстяка. Да, да, Уинн, это так и будет... Спать, спать, Уинн. Сегодня мы честно потрудились.
– И вдруг спохватился: - Стойте! Неужели нет депеши об их прибытии в Лондон?
– В дипломатической почте ее не было, сэр.
13
Когда автомобиль Гарро въехал на вокзальную площадь городка, выросшего вокруг Вацлавских заводов, сидевшие в машине увидели огромное скопление народа. Все новые и новые группы людей подходили с разных сторон. У многих были в руках корзиночки с провизией. В Либерец уезжали на целый день. Туда стекалось на демонстрации столько народу, что нечего было и думать прокормить всех. Надежнее было ехать со своей едой. Скоро должны были подойти поезда, специально подаваемые в такие дни для доставки манифестантов. Всех волновал вопрос: как-то пройдет этот день? Что-то выкинут белочулочники? Чешский и немецкий говоры сливались в оживленный гул, висевший над толпою.
Чем больше белых чулок появлялось на улицах чехословацких городов, тем многолюднее делались либерецкие сборища. Все шире становились слои общества, посещавшие эти демонстрации единства народов, населявших республику. К неудовольствию Хенлейна, по мере усиления террора, которым его люди старались убить в судетских немцах всякую мысль о возможности сопротивления гитлеризму, число немцев, приезжавших в Либерец, тоже росло из года в год.
Толпа задержала автомобильчик Гарро; людей скопилось слишком много, они запрудили шоссе. Бывало Гарро выезжал в Либерец в форме французского офицера. Сегодня он не решился ее надеть. Но почти весь городок знал его в лицо. Ему приходилось то и дело раскланиваться. Иные снимали шляпы при виде колодки хорошо знакомых французских орденов, украшавшей грудь Гарро. Многие чехи все еще готовы были видеть в нем представителя прекрасной Франции великого друга чехословацкого народа. Здесь популярность Франции была еще больше потому, что французским консулом был чех, пользовавшийся всеобщим уважением, доктор Кропачек. Так или иначе, при появлении Гарро большая часть чехов приветливо махала шляпами. Только кое-кто из немцев хмуро отворачивался или, наоборот, с нарочитой любезностью уступал дорогу автомобилю француза.