Поджигатели (Книга 2)
Шрифт:
Не дать офицерам погубить груз, не дать взбунтоваться команде!
Что же, пожалуй, нужно возвращаться к водовороту европейских дел, в который непременно будут втянуты Штаты, если начнется буря...
Он чуть-чуть раздвинул веки и, не шевелясь, взглянул на Гопкинса. Тот сосредоточенно курил и смотрел куда-то в глубину парка, словно забыв под действием окружающего покоя, зачем пришел. Рузвельт осторожно потянул к себе книгу, намереваясь подшутить над Гарри, но тот заметил это движение и приветливо улыбнулся:
–
Спал?! Хорошо, пусть Гарри думает, что он спал.
– А на свете опять случилось что-нибудь, что не дает вам сидеть спокойно?
– с улыбкой спросил Рузвельт.
– В этой Европе все время что-нибудь случается, - неприязненно сказал Гопкинс.
– Право, Франклин, они совершенно не умеют жить.
– Нечто подобное приходило мне в голову о моих родителях, когда я лет шестьдесят тому назад сидел в самодельном вигваме, среди этих вот самых деревьев, и удивлялся отцу, который предпочитал скучную фетровую шляпу боевому убору команчей.
– А сейчас мы смотрим, раскрывши рот, как европейцы размахивают томагавками.
– В общем все живут, как умеют, и всем кажется, что они живут недурно, - заключил Рузвельт, - пока в их дела не начинают путаться посторонние.
– У каждого должна быть своя голова.
– Вы же сами жаловались, Гарри, что Ванденгейм по уши залез в немецкое болото и что из-за этого расквакались лягушки в Европе.
– Я и не беру своих слов обратно. Но мне кажется, что Европа из тех старушек, которым не прожить без полнокровного и богатого друга дома.
– Кое у кого на том материке есть тоже шансы разбогатеть.
– Я знаю, Франклин, на кого вы намекаете, но, честное слово, если дело идет о соревновании с Советами, то я на стороне Джона.
Президент посмотрел в глаза другу.
– Мне что-то подозрительна защита, под которую вы вдруг взяли этого разбойника.
Он захлопнул все еще лежавшую на коленях книгу и отбросил ее на стул.
– Какую еще гадость вы принесли там?
– Рузвельт потянул за угол пачку бумаг, на которых сидел Гопкинс.
– Если верить Буллиту...
– Самое неостроумное, что мы с вами можем сделать, - с неудовольствием перебил Рузвельт.
– ...Гитлер не отступает ни на шаг от своих требований, и англо-французы не выказывают намерения удержать его от вторжения в Чехию.
Рузвельт сделал усилие, чтобы сесть, плед упал с ног; Гопкинс заботливо поднял его и положил обратно. Рузвельт потянулся было за палкой, но тут же с раздражением махнул рукой.
– Все еще не могу привыкнуть к тому, что лечения в Уорм-Спрингс мне хватает уже не больше чем на два-три месяца... Какая дрянная штука старость, Гарри.
– И тут же улыбнулся: - Чур, это между нами.
Он откинулся на спинку и сделал несколько беспокойных движений рукой. Такое волнение находило на него редко
Подавляя вспышку раздражения, он сказал:
– Меня поражает близорукость англичан и французов. Неужели там не понимают, что тигра нельзя ублаготворить мышиным хвостом? И Ванденгейм и остальные должны понимать, что война не будет изолированной европейской, она утянет нас, как водоворот, потому что не может не втянуть.
– Они рассчитывают взять свое в драке.
– В конце концов есть же среди нас люди в здравом рассудке!
– в возмущении воскликнул президент.
– Нужно быть совершенными кротами, чтобы, подобно нашим изоляционистам, воображать, будто чаша может нас миновать, если она перельется через край.
– Они этого и не воображают, - осторожно заметил Гопкинс.
– Они только хотят уверить в этом других.
– Тем подлее и тем глупее с их стороны воображать, будто среди полутораста миллионов американцев не найдутся такие, которые выведут их на чистую воду.
– Это одна сторона глупости, есть и другая - более опасная: втянуть нас в игру в первом тайме, Франклин!
– Кто же, по-вашему, Гарри, должен начать игру?
– Думаю, что начнут ее все-таки немцы, несмотря ни на что.
– А с той стороны?
– Может быть, для начала чехи, может быть, русские - не знаю. Да и не в этом дело. Важно, чтобы мы могли вступить в игру только в решающий момент, когда ни у кого из них уже не будет сил довести дело до конца.
– А что вы считаете концом игры?
– Порядок... относительный порядок в мире. Когда можно будет хотя бы на пятьдесят лет вперед уверенно предсказать, что революций не будет. И я считаю, что это станет возможно только при одном условии: мы вступаем в игру только в решающий момент и забиваем решающий мяч. Мы должны выйти из игры такими, словно только разминали ноги.
– Чтобы снова драться?
– Драться-то будет не с кем. Наше дело будет тогда только присматривать, чтобы выдохшаяся команда не отдышалась раньше, чем это будет нужно нам.
– Нет, Гарри, - решительно воскликнул Рузвельт, - вы, чересчур оптимистически смотрите на вещи. Есть еще Англия...
Черты Гопкинса отразили недоумение.
– Вы думаете, ее нельзя заставить разумно смотреть на вещи?
– Только до тех пор, пока вы не станете посягать на целостность империи.
– Не может быть и речи, чтобы англичане могли вечно сидеть на половине глобуса, присосавшись, как спрут, ко всем материкам, - с решительным жестом сказал Рузвельт.
Опершись подбородком на руку, он, нахмурившись, смотрел в сад и, казалось, забыл о Гопкинсе, но вдруг оживился: