Поединок с самим собой
Шрифт:
Он опять рвался вперед. Только вперед! Но каждая атака Пьера Соммера на мгновенье раньше предугадывалась Щетининым. И предупреждалась.
Зал ревел:
— Достань его!
— Эй, Бегемотик!
— Работай, парень!
Однако наиболее опытные зрители видели: нет, так просто этого русского не возьмешь.
— Раунд ничей, — в перерыве шепнул Борису Федор Семенович, секундант, обтирая мокрой губкой его грудь.
Борис и сам чувствовал: да, первый раунд никому не дал преимущества.
Холодные струйки
Федор Семенович энергично махал полотенцем, подавая воздух его усталым легким, — это тоже было приятно.
Ударил гонг.
— Главное — следи за его левой, — шепнул тренер-секундант, берясь за табурет.
Борис кивнул и встал.
Пьер Соммер сразу обрушился на него.
Борис так и предполагал. Он опять уходил, подставлял локти, перчатки и наконец, улучив удобный момент, провел быстрый прямой вразрез.
«Ну, как? Невкусно, а?».
Пьер вроде бы поутих. Но ненадолго. Опять ринулся в атаку.
И снова лишь мгновенные нырки и уходы спасали Бориса от тяжелых стремительных кулаков.
Так прошли минуты полторы, и Борис почувствовал: Пьер Соммер уже до краев налился яростью. Дышал он тяжко с сопеньем и хрипом; и ноги его, длинные, словно точеные, теперь уже не отплясывали тот вечный танец боксера, который и делает его быстрым и неуязвимым, готовым в любой миг и к грозной атаке, и к мгновенной защите. Нет, ноги огрузнели и двигались уже не так легко, не так стремительно.
Но Пьер все еще атаковал. Правда, бессистемно, слишком азартно, но все же — упрямо шел и шел вперед.
— Ура, Бегемотик!
— Дави!
— Крюк левой!
Медаль! Золотая медаль! Самым азартным болельщикам казалось: вот она, рядом! Еще один штурм, и Бегемотик уложит этого упрямого русского на брезент.
Но многие зрители уже замолчали. Среди французов немало истинных ценителей бокса. И они видели: нет, нынче атака у Соммера что-то не клеится.
А Борис, Щетинин теперь словно дразнил его. Как мальчишку: «На, ударь, попробуй!» И Соммер снова и снова «пробовал». И безуспешно. И это вызывало в нем новые приступы ярости.
Он как бы предлагал обмен ударами. Но Борис на это не шел. Нет, Бегемотик, так будет слишком просто: я — тебя, ты — меня. Примитивно…
Так, в хмурой тишине зала, закончился второй раунд.
— Порядок, — сказал тренер, помогая Борису вынуть капу [8] изо рта. — И второй раунд — ничей. Ну, а теперь — вперед.
Борис и сам это знал. Да, теперь — вперед. В атаку. Посмотрим, у кого сохранилось больше сил!
С ударом гонга он вскочил и стремительно пересек ринг, не давая французу покинуть свой угол.
[8]
Каучуковое приспособление, защищающее зубы в бою.
И сразу нанес удар. Правой в голову. Отскочил — и вновь правой.
— Ого! — зал зашумел.
— Чистая работа!
Пьер, видимо, вовсе не ожидал такого. Он яростно кинулся в ответную атаку. Но нет! Теперь Борис не желал отдавать инициативу. Нет, ни за что! Он отклонился… Финт левой… И тут же правой нанес мощный удар по корпусу.
— Браво! — зал уже все понял.
Этот русский с такой трудной фамилией начисто переигрывает Бегемотика. Этот Бори Штетинни — и свежее, и быстрее. И удар его — весит! Очень даже весит!
Все было понятно. Слишком много сил растратил Пьер Соммер в бесплодных атаках первых раундов.
Пьер еще держался. Он даже пытался иногда идти на штурм. Но всем бросалось в глаза: он все время запаздывал. Удары Щетинина хоть на чуточку, но опережали его.
А в конце раунда Борис загнал француза в угол и провел два таких сильных и чистых прямых, что только необычайная стойкость помогла Пьеру Соммеру удержаться на ногах.
И вот последний раз гулко поплыл медный раскат гонга. Сейчас это был радостный, желанный звук. Все самое трудное- уже позади. Так или иначе — но позади.
Противники, вмиг утратив весь боевой задор, какие-то обмякшие, потухшие, медленно разбрелись в свои углы.
Настала та долгая, томительная пауза, которая так нервирует всех. И боксеров, и зрителей.
Кто победил?
В футболе или прыжках, в хоккее или у штангистов таких томительных минут не бывает. Если твоя команда забила три шайбы, а противник — две, ясно кто победил.
А в боксе?
Кончается бой, и соперники зачастую не знают, кому же из них радоваться, кому горевать?
Вот соберут записки у всех пяти судей, тогда и выяснится.
А пока… Пока нервничают боксеры, горячатся болельщики, противоречивые мнения высказывают не только неискушенные зрители, но даже многоопытные комментаторы.
Борис Щетинин ненавидел эти минуты. Они были изнурительнее самого боя. Кто же? Кто?…
— Порядочек, — сказал тренер. — Бой твой…
Он стоял за канатами, в углу ринга, расшнуровывая перчатки Бориса.
Да, Борис и сам так думал. Первые два раунда не дали четкого перевеса ни ему, ни французу.
«Но третий… Третий мой. Безусловно».
И все-таки… Судьи есть судьи.
Как и многие боксеры, Борис относился к ним с опаской. Нет, он никогда не сопротивлялся решению коллегии. Не оспаривал его даже в разговорах с друзьями. И все-таки…
Он не мог забыть, как навсегда покинул ринг его друг, талантливый Игорь Вадимов. Игорю стукнуло двадцать четыре, когда он, раздарив дворовым мальчишкам свои боевые и тренировочные перчатки, боксерки и скакалки, сказал:
— Баста…