Поединок с собой
Шрифт:
– Это, пожалуй, слишком упрощенное объяснение, – сказал он. – Иногда речь вовсе не идет и даже не может идти о продолжении рода. А характеры любящих бывают даже диаметрально противоположными.
– Такая любовь не может быть прочной, – доктринерским тоном заявил Мишель. – В вей нет подлинной основы.
Роже все-таки не выдержал.
– Послушай, приятель, – заговорил он. – Вот я, например, не был женат и детей у меня нет. Что ж, по-твоему, я никогда не любил?
– Наверное, нет, – сказал Мишель. – Это называется: случайные связи. Я читал.
– Читал!
– У меня отсутствует пол. Я, в сущности, только мозг, – все так же спокойно ответил Мишель. – Но разумом я все понимаю.
– Ну хорошо, – сказал Раймон. – Если вы все понимаете... Вот, например, профессор Лоран и его жена – ведь у них нет детей, однако... – Он замолчал: пример был явно неудачен и даже бестактен.
– А они и не любят друг друга, – бесстрастно констатировал Мишель. – Профессор вообще не может любить. Он тоже – прежде всего мозг.
– Вот это да! – восхитился Роже. – Метко сказано! У тебя, приятель, я вижу, котелок неплохо варит!
– Котелок? – недоуменно переспросил Мишель.
– Это морской язык. Роже – моряк, – пояснил Раймон. – Он хочет сказать, что вы очень интересно рассуждаете.
– Тогда почему же вы со мной не соглашаетесь? – спросил Мишель.
– Жизнь гораздо сложнее, чем вам представляется, – осторожно сказал Раймон.
– Это, наверное, кажущаяся сложность... – начал Мишель.
Его слова прервал грохот. Франсуа вскочил, опрокинув стул и стол. Он стоял, угрожающе пригнувшись, и монотонно мотал головой, как медведь. Лицо его побурело. Мишель схватил шприц.
– Постарайтесь схватить его сзади и держать, – шепнул он. – Главное – поплотнее перехватите трубку у горла.
Роже и Раймон попробовали обойти Франсуа с тыла, но он медленным угрожающим движением повернулся спиной к стене.
– А ну-ка! – Роже вдруг кинулся ему под ноги и перебросил грузную тушу через себя. – Хватай его!
Раймон уже сидел верхом на Франсуа и крепко сжимал упругую трубку, отходящую от его короткой, могучей шеи. Франсуа хрипел. Мишель осторожно приблизился и ткнул иглу шприца в трубку у самой шеи. Франсуа откинул голову набок, тело его обмякло, глаза закрылись.
– Вы сможете отнести его?.. Вот туда... – голос Мишеля вдруг прервался.
– Заставьте меня... проглотить...
Он широко раскрыл рот, руки и ноги его беспорядочно задергались, словно в нелепом танце, изо рта вырвался-высокий вибрирующий вопль. Раймон схватил со столика заранее приготовленную таблетку.
– Глотай! – резко приказал он. – Глотай! – Он стиснул горячую дрожащую руку Мишеля, преодолевая инстинктивный страх и отвращение, сунул в дергающийся, раскрытый рот таблетку.
Мишель судорожным усилием глотнул. Он стиснул кулаки, прижал руки к груди, словно удерживая крик. Через несколько секунд он начал дышать ровнее, напряжение заметно схлынуло. Он устало опустился на стул, закрыл глаза.
– Это – действие стимуляторов... – бормотал он. – Пока оно плохо поддается учету...
Роже неопределенно хмыкнул,
– Что делать с этим? – Он кивком указал на Франсуа.
Мишель вскочил. Он, по-видимому, совсем оправился.
– Франсуа нужно отнести на кушетку в угол, – деловым тоном сказал он. – Меня беспокоит другое... – Он заглянул за ширму. – Что это значит, Поль?
За ширмой молчали. Раймон и Роже подошли к Мишелю. Поль лежал с закатившимися глазами и открытым ртом, Пьер стоял над ним, нелепо расставив короткие темные руки.
– Что он сделал, Пьер? – спросил Мишель. – Покажи, что он сделал!
Пьер растерянно задвигал руками и круглым бесформенным ртом, показывая, что Поль проглотил что-то... один... два... три... четыре... пять...
– Т-24? Да? То, от чего спят?
Пьер закивал головой.
– Плохо! Пять таблеток! – Мишель задумался на секунду. – Так!
Он кинулся к шкафчику, висевшему на стене.
– Замок испорчен. Недаром я все время наблюдал за Полем! Я знал, что он опасен! – Мишель достал пробирку с красноватым кристаллическим порошком и две ампулы с желтой маслянистой жидкостью, приготовил смесь, наполнил шприц. – Пьер, накладывай жгут!
Пьер с неожиданной ловкостью перетянул безвольно висящую руку Поля резиновым жгутом. Мишель ввел шприц в вену у сгиба локтя. Поль не шевелился, из-под приоткрытых век все так же мертвенно голубели белки.
– Теперь надо теплой воды, – сказал Мишель, извлекая шприц. – Сделаем ему промывание желудка.
– Я принесу снизу, – вызвался Роже.
– Что, собственно, случилось? – спросил Раймон.
Мишель взял Поля за руку:
– Пульс очень плохой... Это называется самоубийство. Поль хотел умереть.
– Но почему?
– Не знаю. Это глупо... Нет, пульс улучшается. По-видимому, удастся его спасти...
После промывания желудка Поль продолжал лежать все так же неподвижно и безвольно, но лицо его несколько изменилось: глаза закрылись, губы сомкнулись, он выглядел спящим.
– Пульс все еще очень слабый, – сказал Мишель. – Сейчас я ему впрысну камфару. Пьер, объясни, зачем Поль глотал Т-24?
Пьер несвязно жестикулировал и мычал. Мишель внимательно слушал.
– Пьер не может говорить как люди, – объяснил он. – На него не хватило материалов. Но я его понимаю. Он говорит, что Полю все время было очень больно, он устал. И он не хотел, чтоб профессор его переделывал. Он» не хотел расставаться с Пьером. Говорил, что он любит Пьера.
Пьер усиленно закивал головой, тыча себя рукой в грудь.
– Что тут – инстинкт размножения или сходство характеров? – съязвил Раймон.
– Просто нелепость, – ответил спокойно Мишель. – Поль – неудачная модель, вот и все. На нем нельзя было проводить опыты с гормонами. Его действительно нужно переделать. Теперь профессор со мной согласится...
Пьер издал глухое злобное рычание и вдруг вцепился в горло Мишелю. Раймон и Роже еле оттащили его. Мишель потер горло и задумчиво посмотрел на Пьера, яростно бившегося в руках людей.