Поединок со смертью

де Куатьэ Анхель

Кира зашлась мелким истерическим смехом, больше похожим на клекот хищной птицы.

Я схватил ее за обе руки, которыми она театрально вертела перед моим носом, и заорал:

— Молчи!!! Слышишь ты?! Молчи!!! Ненавижу! Ненавижу тебя!!!

Мне казалось, я схожу с ума. Как она могла?! Как?! Вот так — взять, заиметь от меня ребенка и исчезнуть. А она исчезла. Самым натуральным образом — пропала в никуда, спряталась, скрылась — от меня и с моим ребенком. И мне до сих пор неизвестно, где они обосновались.

Может быть, даже за границей. Кто знает?

Я ее разыскивал, ходил к ней домой, на работу. Все без толку. Мать Олеси меня чуть не убила, когда я появился на пороге. На прежней ее работе на меня посмотрели как на круглого придурка. Я пошел к Люде, но та дверей не отперла, а через дверь предупредила, что сдаст меня в милицию, если я не оставлю ее в покое.

Как она могла?! Я ведь ее любил… До сих пор не могу понять, насколько можно быть черствой, чтобы поступить так?!

В конце концов каким-то чудом, через наших общих школьных знакомых мне передали письмо Олеси с фотографией моего новорожденного сына.

Она писала, что по-прежнему меня любит. И дальше какой-то бред. Мол, из-за того что мы вместе не можем, а она не может жить, зная, что я рядом, она решила уехать. Просила прощения, умоляла не искать ее. Врала, конечно, — от начала и до конца. Красивое вранье. Все объяснила. Придумала какую-то муть…

«Ты — самое дорогое, что было у меня в жизни, — писала Олеся. — Наверное, тебе трудно было меня любить. Ведь я некрасивая и вообще не такая, какой бы тебе хотелось меня видеть. Я старалась измениться, но выходило только хуже. Правда, очень старалась. Видимо, не судьба, я сама виновата.

Я все время пыталась понять, как сделать так, чтобы тебе угодить. Мне не хотелось, чтобы ты страдал и мучился из-за меня. Мысль о том, что я заставляю тебя сердиться и переживать, приводила меня в ужас. Но, наверное, это со мной что-то не так. И, наверное, ты заслуживаешь лучшего. Прости меня.

У нас растет замечательный сын. Я назвала его Пашенькой. Он, мне кажется, очень похож на тебя. Хотя пока, конечно, об этом нельзя говорить. Но мне так кажется. И мне бы очень хотелось… Были небольшие трудности в родах, но все закончилось благополучно, и мы оба быстро пошли на поправку.

Я знаю, что ты будешь рассержен, получив это письмо. И долго думала, надо ли тебе написать. Но потом узнала, что тебе известно про ребенка, и не могла не написать».

Вот такое письмо. Она всегда хотела взять надо мной верх. Всегда. И ваг теперь ей это удалось. Она пишет: «ты — это самое дорогое, что было у меня в жизни», «я сама во всем виновата», «я не могу, чтобы ты страдал из-за меня» — а на деле она просто меня поимела, и все. Украла у меня моего ребенка!

— Вот что такое «жизнь без чуда», Данила. Вот! — кричал Павел. — Я абсолютно бессилен. Я ничего не могу сделать. Я ничего не могу изменить! Это абсолютный тупик. Абсолютный!

Его губы дрожали, в глазах стояли слезы.

Данила молчал. Опустил голову и молчал.

— Знаешь… — сказал он через какое-то время. — Ты меня вызвал, чтобы я мир защищал. Что-то вроде судебного процесса — ты обвинитель, я защитник. А я не хочу мир защищать…

— Не хочешь?! Понял наконец! — вскрикнул Павел.

— Нет, не то… — замотал головой Данила. — Не то…

— Что не то? — Павел дрогнул и слегка отпрянул назад.

— Я людей буду защищать, — тихо, но с абсолютной уверенностью в голосе ответил Данила. — Людей. Какими бы они ни были, что бы они ни сделали.

— Ты хочешь оправдать… ее поступок?!.

Павел запнулся на слове «ее». Хотел назвать Олесю по имени, а не выговорил.

— Нет, не ее, — ответил Данила, и по тону его голоса стало понятно, что Олеся и не нуждается в его оправданиях. — Тебя.

Павел какое-то время удивленно смотрел на Данилу, хлопал глазами и вдруг начал хохотать. Надрывно, дико, зло, страшно.

И когда я понял, что был прав от начала и до конца — и про мир этот, и про чудеса ваши, и про любовь, и про… Олесю, — я набрал правильный номер телефона.

— Алло? — ответила девушка.

— Здравствуйте, меня зовут Павел, мне дали этот номер…

— Подождите.

В трубке что-то щелкнуло.

— Алло, — теперь со мной говорил мужчина.

Голос был с акцентом, но я точно не понял, с каким именно.

— Меня зовут Павел, — повторил я. — Этот номер дал мне Рустам.

В ответ молчание. Потом тяжелый вздох.

— А-а… Павел… — мужчина сказал это так, будто я его старый знакомый, о котором он давно не слышал и слышать не особенно-то хотел. — Приходи… Поговорим…

— Куда? — спросил я, сжимая трубку в руке так, что пальцы побелели.

— На вокзал приходи… В четыре.

Он уточнил название вокзала.

— Где мне вас ждать?

— Гуляй, — последовал странный совет. — Я сам к тебе подойду.

Связь оборвалась.

Около четырех я вошел в огромный вестибюль вокзала. Посреди стоял нелепый памятник. Гигантская голова. По периметру — бесчисленные торговые лотки и закусочные. Я дважды обошел вестибюль. Остановился купить сигарет. Получив пачку и сдачу, обернулся и наткнулся на парня в темной спортивной ветровке.

— Иди за мной, — тихо сказал он. — Держись сзади, в паре метров.

Я пошел.

Мы оказались на улице. Парень свернул в переулок. Подошел к машине — желтая «Волга», такси. Сел на водительское место, я открыл заднюю дверь и тоже забрался в салон.

Парень посмотрел на меня через зеркало заднего вида и сказал:

— Ну что? Прокатимся? Я кивнул.

Мы ехали молча. Центр остался позади. Машина въехала в промзону. Остановилась перед огромными бордово-ржавыми воротами.

Парень вытащил телефон, набрал номер, но ничего не сказал.