Поединок соперниц
Шрифт:
В любом случае следовало поспешить, и я отправился в Лион-ла-Форт, расположенный в двадцати милях от Руана.
Добираться туда пришлось под непрекращающимся дождем, дорога петляла среди могучих дубов и лощин, заросших папоротниками. Лион-ла-Форт оказался не замком, каким он мне представлялся, а обычным крепким деревянным домом, причем явно не приспособленным для того, чтобы принять всех съехавшихся сюда, когда стало известно, что король при смерти. В привратницкой, под навесами конюшен, да и вокруг разведенных на просторном дворе костров толпилось множество людей всех званий и сословий. Уже стемнело, когда
— Прибыл граф Норфолк, зять короля. Неужели в Англии уже знают о случившемся?
В Англии об этом не знали. Но в тот момент это не заставило меня задуматься. Меня провели в опочивальню. После сырого леса воздух здесь казался на редкость душным, тошнотворным. Король лежал на широком ложе под белыми овчинами, и трудно было узнать в этом вмиг иссохшем, желтом, как осенний лист, человеке с ввалившимися глазами грозного владыку Англии, Нормандии и Уэльса.
Слуга только убрал таз с кровавой блевотиной. Генрих откинулся на подушки, взгляд его блуждал, ни на ком не останавливаясь. В опочивальне находились все высшие вельможи и побочные сыновья монарха. Над королем застыл с распятьем в руке епископ Хагон Руанский, с трудом скрывающий брезгливость, несмотря на то что он давал последнее напутствие умирающему. До меня донесся его негромкий голос:
— In manus tuas Domine… [111]
Король только шевелил губами, и непонятно было, повторяет ли он молитву или душа его уже блуждает неведомо где.
Роберт Глочестер взял меня под руку.
— Хорошо, что вы приехали, Эдгар. Необходимо, чтобы здесь присутствовало как можно больше своих, когда король изъявит последнюю волю и назовет наследника престола.
Он назвал меня «своим», хотя я никогда не был его человеком. Правда, мы и не враждовали. И по тому, как он держался, я понял, что Глочестер еще не знает о гибели сестры.
111
В руки твои, Господи, [предаю дух свой] (лат.).
Наконец король остановил мутный взгляд на мне.
— Норфолк… А Бэртрада?..
Он смотрел уже не на меня, а на нечто за моей спиной. Я оглянулся — на бревенчатой стене над дверью висел темно-золотистый гобелен, некогда вытканный моей женой. Я повернулся к королю, сознавая, что сейчас не решусь ничего сказать, — и увидел Гуго Бигода. В расшитой гербами Англии и Нормандии котте он стоял в изголовье королевского ложа. Взгляд его не выражал ровным счетом ничего.
Король застонал. Взгляд его не отрывался от гобелена. Вокруг глаз залегли круги — тень смерти.
— Господи, — простонал Генрих, — смилуйся надо мной!.. Помни страдания человека, а не деяния… которые…
Он стиснул зубы, пот струился по его лицу, обильно смачивая седые короткие волосы. И тут он стал давиться. Последовал новый приступ кровавой рвоты.
Епископ отступил, и подле Генриха остались только лекари. Глочестер отвел меня в угол.
— Король еще не назвал наследника короны.
— Но Матильда?..
— К черту Матильду. Когда ей сообщили, что отцу стало худо, первое, что она сделала, — захватила Аржантен и Домфрон. И это при том, что она беременна и знать принесла ей три присяги одну за другой. Клянусь шпорами святого Георгия, если бы Генрих был в силе, он бы незамедлительно начал военные действия против нее и Жоффруа. При таких обстоятельствах о Матильде не может быть и речи.
И это говорил самый верный ее сторонник! Было очевидно, что Глочестер что-то задумал.
Король снова застонал, сбросил тяжелые овчины и пожаловался на духоту. Роберт тут же велел всем выйти из опочивальни и отворить окна. Бигод принялся снимать тяжелые ставни, остальные двинулись к двери. Находиться в этом смрадном покое подле умирающего старика было невыносимо, и я заметил, что епископ Руанский поспешил покинуть его одним из первых.
Когда я также направился к двери, меня удержал властный оклик Роберта:
— Останьтесь, Норфолк!
Я оглянулся. Роберт стоял подле ложа отца, а Бигод у распахнутого окна. На мгновение мне показалось, что сейчас речь пойдет о Бэртраде, но Роберт заговорил об ином:
— Вы обучены грамоте, Норфолк. Поэтому будьте любезны, возьмите перо и напишите три имени — Теобальд, Матильда и Роберт. Да-да, именно Роберт. Делайте, что вам говорят. И пусть король отметит того, кому намерен передать власть.
Вот оно что! Роберт надеялся, что Генрих в последний миг вспомнит о любимом сыне и по старой нормандской традиции назначит наследником его, незаконнорожденного.
Я выполнил то, что было велено, но не спешил отдавать свиток. Я ни на миг не забывал о том, что здесь находится Бигод, и если Роберт позволил новоявленному стюарду остаться, значит, между ними существуют особо доверительные отношения. Тогда высокородному бастарду должно быть известно о гибели сестры.
— Одну минуту, милорд. Прежде всего я хочу, чтобы вы знали, что моя жена скончалась.
Роберт недоуменно взглянул на меня. Потом машинально перевел взгляд на гобелен над дверью.
— Бэрт? Умерла?.. Упокой, Господи… Но что же с ней случилось?
Итак, ему ничего не ведомо. Но я видел, как насупились его брови, а огромная челюсть по-будьдожьи выдвинулась вперед. Взгляд Бигода сверлил мой затылок, но я произнес совершенно спокойно:
— Несчастный случай. Графиня погибла при пожаре в церкви вместе со священником, к которому отправилась исповедоваться.
Говоря это, я повернулся к Бигоду, ожидая, что он скажет. Но тот молчал. Лицо как каменное, а взгляд устремлен на Роберта. Я понял, он поведет себя в соответствии с тем, как отреагирует бастард. Однако Роберт ограничился тем, что мрачно буркнул: «С этим разберемся позже» и шагнул со свитком к королю.
Но я запомнил эти не сулящие мне ничего доброго слова.
Генрих лежал с закрытыми глазами, его губы продолжали слегка шевелиться.
— Государь, — позвал Роберт. — Государь, посмотрите на меня. Отец!
Веки короля неспешно приподнялись.
— Ваше величество, это я, ваш сын Роберт. И я умоляю вас изъявить свою последнюю волю. Взгляните, вот список лиц, одному из которых вы должны передать корону. Во имя Святой Троицы — сделайте отметку, отец!
Он вложил в слабеющую руку короля перо и поднес к его глазам свиток.