Поединок страсти

Торн Александра

— Вполне.

— Тебе это нравится? — Он ожидал более радостного ответа. — Я имею в виду твою работу.

— В основном — да… Мне нравится работать с Мимс Полинг. Она превосходно ведет дела. Именно ей я обязана своим успехом.

— Ты когда-нибудь думала о замужестве, о детях? Мне будет очень приятно стать дедушкой. — Радуясь примирению с дочерью, Хэнк на время забыл о своей болезни.

Но Кэйт с жалостью посмотрела на отца: вряд ли он успеет увидеть ее детей, даже если ей прямо завтра удастся найти им подходящего отца.

— Я думала о замужестве.

Если ты читал газеты, то знаешь, что я была помолвлена четыре раза.

Кэйт старалась не смотреть на Хэнка. Ей был неприятен этот разговор.

— Отцы всегда считают, что ни один мужчина на свете не достоин их дочери, но наверняка кто-то из этих парней… — Хэнк осекся. Кем он был, черт побери, чтобы судить Кэйт, тем более, если вспомнить, как много она натерпелась от него в детстве. — Извини, я не имею никакого права вмешиваться в твою личную жизнь.

— Все нормально, пап. Я и сама не раз спрашивала себя об этом. — Кэйт осторожно высвободила руку из его ладоней. — Но я ни о чем не жалею, главное, что я любила. А когда речь заходила о замужестве, мне казалось недостойным только любить, хотелось чего-то еще, не могу определить, чего именно.

Кэйт выглядела такой несчастной, что Хэнку захотелось прижать ее к груди и погладить по голове. Но он. испугался, что она оттолкнет его, пусть невольно, но оттолкнет. Разве можно винить ее в этом?! Ведь дети учатся любить, когда они сами любимы, а Хэнк был плохим учителем. Он забыл о жалости, любви, сострадании в тот день, когда умерла Лиззи. Вот почему теперь его дочь умела лишь не прощать обид и злиться по пустякам.

Кэйт взглянула на часы.

— Я не хочу, чтобы ты сильно уставал, — сказала она. — Уже поздно. Может, сказать Дельте, чтобы подавали ужин?

— Посиди со мной еще немного…

Хэнк знал, что сейчас в любую минуту может войти Дельта. Сейчас это было бы совсем некстати. Ведь он еще не сказал Квит самого главного, — не сказал ей, что хочет, чтобы она осталась на ранчо. Ему не хватало мужества просить ее бросить ради него карьеру, друзей, ставший для нее вторым домом Нью-Йорк… Глядя на ничего не подозревающую Кэйт, Хэнк говорил себе: «Ну, не будь размазней, скажи дочери правду».

— Хорошо вернуться домой, — улыбнувшись отцу, сказала Кэйт. — Ты не поверишь, но я действительно скучала по тебе и Дельте. По ранчо.

«Дом, — подумал Хэнк, — впервые она назвала ранчо домом». Ему и не мечталось о таком.

— Я хочу кое-что тебе сказать, — собравшись с силами, начал он.

«Что же теперь?» — встревожилась Кэйт. Она была рада, что Хэнк, отбросив гордость, раскрыл перед ней свою душу, ей хотелось пойти ему навстречу, но не сейчас. Не все сразу.

— Мы оба устали. Не мог бы ты отложить разговор до завтра?

— Я и так слишком долго откладывал. Если бы ты знала, сколько раз за эти десять лет я хотел тебе позвонить! Но всякий раз, снимая телефонную трубку, я пасовал, говоря себе, что сделаю это завтра. Сейчас откладывать совсем глупо… Кэйт, я хочу, чтобы ты вернулась домой. Уверен, ты любишь ранчо. Женщины из рода Прайдов не могут

иначе — ведь это не просто земля, это наша жизнь.

Кэйт горько усмехнулась. Возможно, Хэнк прав, и она тоже любит эту землю, но слишком много лет ей пришлось прожить вдали от Пансиона Прайдов. В другой ситуации Кэйт обязательно возразила бы отцу: «Прежнего, увы, не воротишь», — сказала бы она. Но теперь у нее не было сил спорить с ним.

— Мысль о том что в этот дом войдут чужие люди, — продолжал Хэнк, — мысль о том, что никто не позаботится о могиле Лиззи, убивает меня ничуть не меньше, чем этот проклятый рак. Я хочу лежать рядом с твоей матерью, я хочу знать наверняка, что будет кому позаботиться о ранчо после моей смерти.

— Я понимаю тебя, но представляешь ли ты, от чего я должна отказаться? — не удержалась Кэйт.

— Да… Поэтому я не настаиваю, я только прошу. — Хэнк криво усмехнулся. — Если ты не согласишься, я не буду в обиде. Я все понимаю и не смею настаивать.

О! Если бы он настаивал, то Квит, не задумываясь, отвергла бы его предложение. Но Хэнк просил, и она не могла вот так сразу отказать ему.

— Это слишком неожиданно для меня, — растерянно проговорила Кэйт. — Я даже не знаю, что ответить.

— И не надо. Не теперь. Я еще не сказал самого главного. Финансовое положение ранчо плачевна, мы едва сводим концы с концами.

— Что касается денег, я могу помочь…

Неужели он позвал ее домой, чтобы попросить денег? Если это так, она немедленно выпишет ему чек и завтра же уедет, чтобы никогда не возвращаться. Кэйт чувствовала себя, как человек, смотревший трогательное представление, которое оборвалось на середине.

Звук хриплого голоса Хэнка прервал ее мрачные фантазии.

— Я ценю твое предложение. Ранчо действительно требует новых вложений. Но больше капитала ему нужен новый хозяин. Если тебя это не трогает, то можешь уезжать хоть сейчас.

У Кэйт отлегло от сердца, она не знала, смеяться ей или плакать.

— Все последние десять лет я жила в городе. Да и раньше, в детстве, я не очень-то разбиралась в сельском хозяйстве.

— Да, это не так уж и просто… Но ты всегда можешь обратиться за помощью к Команчо. Он хороший человек ц лучший управляющий из всех, с кем мне приходилось встречаться.

Команчо. Услышав это имя, Кэйт покраснела, как ученица начальных классов.

— Возможно, я не смогу с ним работать, — стараясь скрыть внезапное волнение, пробубнила Кэйт.

— Не понимаю… Вы росли вместе. Я думал, тебе будет приятно увидеть его снова.

В детстве Кэйт страшно ревновала Хэнка к Команчо. Она удивилась, поймав себя на мысли, что мало изменилась с тех пор: как и прежде, Команчо был любимчиком отца, — как и прежде, это задевало ее самолюбие.

Правда, с возрастом к чувству ревности прибавилось еще и недоверие. Кэйт не верила Команчо. Ей хотелось сказать отцу, что зря он доверяет такому человеку, как Киллиан. Прайдам никогда не следует полагаться на него. Но почему? Она не могла толком объяснить этого ни себе, ни тем более Хэнку.