Поединок. Выпуск 10
Шрифт:
— Как же они сюда добираются?
— Их на газике привозят и увозят… Там лишь завхоз постоянно живет. Старик, как говорится, со своей старухой… Он птицу держит, поросенка, трех коз. Старуха готовит метеорологам. Берет с них дешево. И одним хорошо, и другим.
— Товарищ сержант, вернитесь к машине… Сообщите об обнаруженном следе следователю Ивановой. А я пройду на метеостанцию. Поговорю с сотрудниками. Может, они чего слышали или видели ночью.
10
— Инспектор Жбания, — сказала Лада напряженно, потому
Чихнув сизо-белой струей дыма, поехала санитарная машина. Она ехала медленно, переваливаясь с бока на бок. И Ладе, глядящей ей вслед, стало ясно, что по такой дороге никто не сможет ехать быстрее, тем более на допотопном «Москвиче» первого выпуска. Значит, если даже забыть о результатах осмотра и допустить, что Ашотян погиб на этом самом месте, то маловероятно, чтобы он стал случайной жертвой автомобиля, двигающегося на столь медленной скорости, к тому же вверх по дороге.
Жбания тоже думал об этом. Но он думал еще и о том, что люди, которые привезли сюда тело Ашотяна, едва стали бы здесь выпивать, бросать окурки, носовые платки. В лучшем случае, кто-то из них помочился на нервной почве в кусты или под дерево, а может, просто на дорогу.
Они, конечно, не разворачивались. Развернуться здесь мудрено, даже на маленьком «Москвиче», Они, безусловно, наследили бы на обочине. Поломали бы ветки кустарников и, может быть, засели… Но ничего подобного на месте происшествия не было. У них был единственный путь: вверх, мимо метеостанции, потом влево, вниз, к поселку Солнечный. У Солнечного роют газопровод, машины понатаскали глины до самого Приморского шоссе. Эту глину никакой дождь не смоет и следы на ней — тоже. Другое дело, что следы уже подавили самосвалы. Но попытать счастье можно.
От обочины лес заметно шел под уклон, метрах в тридцати изгибался седлом, потом вновь карабкался в гору. Деревья росли старые и большие. Преимущественно дуб, граб, клен. А вокруг них цеплялись кустарники.
Осторожно раздвигая палкой кустарник, Жбания видел, что лес был первозданно чист — ни ржавой консервной банки, ни битой, ни целой бутылки, ни старой газеты… Прелые листья, черные от зимних и весенних дождей, и желуди вокруг дубов, паутина от кустарника к кустарнику… Красивые со стороны, кавказские леса уж очень неприветливы, неуютны, когда войдешь в них и увидишь вблизи. Сотрудник Жбания, молодой милиционер, двигался шагах в четырех левее. Он смотрел то под ноги, то на кусты, то на инспектора, давая понять недоуменным взглядом, что занятие их напрасное, что никаких следов тут нет и не может быть. Жбания разделял его мнение и продолжал осмотр лишь потому, что считал исполнение своих служебных обязанностей высшим долгом. В данном случае долг велел выполнить указания следователя, какими бы наивными эти указания ему ни казались.
Они обследовали лее уже около получаса. Как вдруг до них донесся отчаянный крик:
— А-а-а!!!
И они узнали голос следователя Ивановой.
Выхватив пистолеты,
11
К метеостанции вела широкая крутая тропа, а правильнее дорожка, по которой могла въехать телега, влекомая лошадью, что, видимо, так и бывало. Потому как на глинистом грунте была видна старая, пожалуй, многолетняя тележная колея, а на зеленой поляне, выпуклой и лобастой, щипала траву сдвуноженная пегая кобыла. Тут же на поляне стояли белые ящики на тонких белых ножках, в которых, как понимал Крюков, располагались нужные метеорологам приборы.
Крюков осмотрелся. У метеостанции дорога, продолжая подниматься, поворачивала между тем влево. Впрочем, подъем был недолгим. Выгнувшись, дорога вдруг исчезла. Вместо дороги возникла другая гора и светлое небо над ее контурами.
От земли шел теплый горьковатый запах. На солнечной стороне подсохнувшая глина покрывалась трещинами — тонкими изломанными линиями, темными, будто помеченными тушью. Высохшие камни плесневели матовой мутью. Матовость ощущалась и в мягкой дымке, дрожащей над поляной, над лошадью, над белыми ящиками на белых ножках.
Бородатый старик в старой соломенной шляпе, в тонком свитере из козьей шерсти, через который просвечивались полоски тельняшки, вышел из деревянного низенького домика, который не было видно с дороги, как и кирпичное здание метеостанции в два этажа. И дом старика, и здание метеостанции стояли за поляной, ниже.
Может, оттого, что Крюков был в форме, старик приосанился, одернул свитер. Выжидательно посмотрел на старшего лейтенанта.
— Здравствуйте, — сказал Крюков, приложив ладонь к козырьку фуражки.
— Здравия желаю, — озадаченно ответил старик.
— Инспектор ГАИ старший лейтенант Крюков. Пожалуйста, представьтесь.
— Я… — старик шмыгнул большим крючковатым носом, погладил степенно бороду. — Я… Гимаев. Заведующий хозяйством.
— Метеостанции? — уточнил Крюков.
— Да. Это метеостанция. Очень важный учреждение. Мы на торговый флот работаем… Ты на судах ходил, старший лейтенант?
— Как ходил? — не понял Крюков.
— По морям, по океанам ходил… За границу ходил.
— Нет. Не ходил.
— А я много ходил… Много лет ходил. Гимаев — Босфор был. Гибралтар был. Цейлон был. Сингапур был… Весь мир смотрел. Большой… А теперь что? Кобыла Сильва… Покраска, побелка… Стекло вставь, карниз навесь. Замок почини… Все Гимаев… — старик разочарованно махнул рукой. Но внезапно оживился, лукавство засветилось в глазах: — Ты зря милиция пошел. Плавать надо. Плавать… Молодые девушки моряков любят… Милиционеров нет.
— Кому как повезет, — возразил Крюков. И почему-то подумал о Ладе.
— Зачем повезет? Подарок надо. Заграничный. Подарок пфу… Копейки. Но коробка красивый, рисунок яркий, слюда хрустит. Девушка полный восторг…
— Хватит языком болтать, — Крюков услышал за спиной старческий женский голос. Повернулся, увидел чистенькую, седенькую старушку. — Человек к тебе по делу пришел… А ты… Семьдесят лет, и все про девушек рассказываешь.
— Что хочу, то и рассказываю, — решительно заявил Гимаев, гневно сверкнув глазами.