Поединок. Выпуск 7
Шрифт:
— Вы меня спрашиваете? — удивился Борька.
— Сам с собой рассуждаю, — буркнул Закурдаев. — Аида в обход кустов.
Они двинулись дальше. Прошли еще километров пять. Отсюда орудийная стрельба слышалась совсем близко. Закурдаев остановился.
— Где–то неподалеку гвоздят, — шепотом сказал он. — И лес редеет. Наверное, там на опушке и огневая позиция. Запоминай.
— Запомню, — также шепотом ответил Борька.
— И местность запоминай. Значит, отсюда правее надо брать, ближе к болоту, — говорил Закурдаев. — В болото они с такой техникой не полезут…
— Запомнил, — ответил Борька.
—
Борька в ответ кивнул. И вдруг схватил Закурдаева за руку. Закурдаев недоуменно вскинул на него взгляд:
— Что?
— Слышите? — прислушиваясь к чему–то, спросил Борька.
Закурдаев тоже прислушался.
— Ничего не слышу, — признался он.
— Скрежещет что–то, — объяснил Борька.
Закурдаев повертел головой, поочередно приложил к ушам то правую, то левую ладонь и недоуменно пожал плечами:
— Может, померещилось?
— Да нет же. Вроде как косу кто точит.
— Этого мне не расслышать. Меня так на катере гранатой оглушило, что до сих пор в ушах шум стоит, будто в колокола кто наяривает, — объяснил Закурдаев. — И сейчас точит?
— Перестало…
Закурдаев махнул рукой, дескать, муть все это, и пополз. Но Борька остановил его снова.
— Что еще? — даже рассердился Закурдаев.
— А вы за мной вернетесь? — спросил неожиданно Борька.
Закурдаев изобразил было на лице негодование. Но увидел Борькины глаза и осекся. В один миг вспомнил все, что пережил этот парнишка за последнюю неделю, все понял и крепко сжал ему руку и тоже спросил:
— А ты думаешь, меня без тебя там наши примут?
— Не знаю, — признался Борька.
— Близко не подпустят, браток, — заверил его Закурдаев. — И вообще на границе закон железный: сам пропадай, а товарища выручай. И хватит. Сиди. А то стемнеет, и ничего я не увижу.
Закурдаев уполз. А Борька лег под куст и плотно со всех сторон прикрыл себя ветками орешника. На душе у него стала совсем спокойно. И он сейчас, пожалуй, не объяснил бы даже самому себе, почему, собственно, задал Закурдаеву такой вопрос. Но он и не жалел, что задал его. Для него всякое теплое слово было теперь несказанно дорого. Но особенно ему приятно было услышать это слово от ворчливого и вечно чем–нибудь недовольного дяди Гриши Закурдаева…
А Закурдаев, еще не видя огневой позиции, уже определил, что на ней четыре орудия крупного калибра. Огонь они вели методически, с интервалами между выстрелами в тридцать секунд. От каждого выстрела болотистая земля вздрагивала, и, поскольку Закурдаев полз, он чувствовал эту дрожь всем телом. Он полз, собственно, не на огневую позицию. Она была ему не нужна. Он обползал ее стороной, изучая проход между болотом и этой огневой позицией. Проход, по которому, возможно, им предстояло нести командира. И он определил этот проход. И хотя уже сгущались сумерки, все, что надо, высмотрел и вернулся к Борьке. Но сколько он ни присматривался к знакомому месту, сколько ни таращил глаза, ни напрягал зрение, отыскать Борьку он так и не смог. И волей–неволей снова пустил в ход свое «фиу–тиу–лиу». Борька отозвался неожиданно близко. Он крякнул так, что Закурдаев даже вздрогнул от неожиданности.
Несмотря
— Ну, крестник… — А потом все же не выдержал и похвалил: — Здорово замаскировался. Молодец!
Назад к своим они шли уже вместе. Встретить в ночном лесу немцев было маловероятно. Настроение у них было неплохое, задание они выполнили успешно. Закурдаев снова похвалил Борьку:
— Ты, вообще–то, я гляжу, быстро все ухватываешь. Это хорошо. И разведчик из тебя со временем может получиться толковый.
— Я пограничником буду, — сказал Борька.
— Тоже дело, — похвалил Закурдаев.
— У нас в деревне все мальчишки пограничниками хотели стать. Мы ведь на самой границе жили…
— Знаю, — сказал Закурдаев.
— А когда я с батей в прошлом году был в Москве на Сельскохозяйственной выставке, я сразу нашел павильон, где собак показывают. И целый день на овчарок смотрел. И батя обещал мне достать щенка. Чтоб я его вырастил и выучил, как Индуса, — продолжал Борька. И вдруг сник: — Да вот как все получилось…
Закурдаев обнял его за плечи.
— Крепись, крестник. Отомстим мы за твоего отца. И за всех отомстим. А щенка я тебе подарю, дай только к своим выйти. Да и сам ты мстишь уже этим гадам, как надо, — сказал Закурдаев и еще крепче обнял Борьку.
— И гранату тогда, хоть вы меня и ругали, я тоже правильно сделал, что бросил, — словно оправдываясь, напомнил Борька.
— На поверку вышло, что да, — не стал спорить Закурдаев. Но побоялся, очевидно, перехвалить парня и тут же добавил: — Но самовольничать все равно никуда не годится. Тем более пограничнику. Он не просто боец. Он часовой Родины. Его первым с чужой стороны видно. А за спиной у него вся земля наша лежит, со всеми ее людьми, — городами, дорогами, самыми малыми деревушками и самыми узкими тропами. И мы первые за них перед народом в ответе. Это, брат, никогда забывать нельзя. И потому насчет дисциплинки — у нас во как строго!
Под утро они вернулись к своим. Зубков был уже там. Он увидел Закурдаева первым и сразу спросил:
— А малец где?
— Идет, — ответил Закурдаев, подошел к старшему лейтенанту и доложил: — Ваше задание выполнено.
***
Бугрова прождали до десяти, хотя Сорокин и установил крайний срок возвращения в девять. Ждали потому, что очень были нужны сведения по тому центральному направлению, по которому пошел на Силино Бугров. И еще потому, что не хотелось верить в гибель товарища. Ведь только смерть могла помешать ему вернуться в расположение группы.
В десять Сорокин оценил обстановку:
— Через железную дорогу нам хода нет. Она охраняется. Кроме того, есть основания предполагать, что за железной дорогой идет интенсивная переброска войск противника. Там сухо, болот нет. И немцы подвозят там к фронту и пехоту и танки. Что делается в направлении Силина, нам, к сожалению, неизвестно. Конечно, можно было бы сегодня разведку повторить. Но это значит потерять еще сутки…
Сказав это, Сорокин посмотрел на капитана Колодяжного. Того уже совсем нельзя было узнать, так изменился он за эти дни.