Поединок

Сфинкс

Роза поцеловала его в прохладные губы, на которых был вкус корицы, что он добавлял в чай. Глубокий поцелуй, которого никто и никогда не видел, только их поцелуй… Когда он вдруг теряется, когда светлеет его лицо, разглаживается морщинка на лбу, когда он прикрывает глаза… Только наедине, только вдвоем… Это была их тайна. Он — вот такой — был ее тайной, ее загадкой, которой она не хотела делиться ни с кем.

— Я приготовлю поесть,— Роза очертила пальцем его брови. Он лишь покачал головой, отстраняясь и поднимая руку со сжатым кулаком. Пальцы распрямились, и на большой ладони, обожженной каким-то зельем, она увидела

маленькое, очень простое колечко с изящной буквой «S» вместо камешка.

Он не задал вопроса, она ничего не ответила, потому что любые слова были бы фальшью. За них говорила тишина. Ее рука дрожала, когда он надевал колечко на тоненький пальчик.

— Тео,— она обожала произносить его имя.

И любила получать в ответ его глухое:

— Роза.

Она улыбнулась, ощущая его кольцо на своей руке и букву «S», такую важную для него, сына Северуса Снейпа…

Ксения Верди.

«И, если свет победит, на четвертую весну после смерти восьмиглавого змея в мир придет гость, способный смотреть в глаза, а видеть души. И мертвый заговорит, и выбор встанет перед гостем: устремиться к небу или притянуться к траве. Ибо небо принесет счастье и процветание, а трава — предназначение, но потерю себя. И, сделав выбор, гость решит судьбу света».

Эти слова, заученные ею еще в шестилетнем возрасте, давно определили ее путь, ее жизнь, ее судьбу. Нет, это было не смирение, это был ее выбор. Цель ее жизни — исполнить пророчество, помочь Свету, за который она боролась в душах других людей.

Ее нарекли Ксенией в ту весну, через четыре года после смерти Темного Лорда. И она видела души — уникальный дар, целительский дар, который она берегла и развивала, хранила до того момента, когда портрет профессора Альбуса Дамблдора не предложил ей провести ее последний учебный год в Хогвартсе, до того момента, пока Шляпа не поставила ее перед выбором — Слизерин или Рейвенкло... До того момента, пока она осознанно не сделала свой выбор, готовая прийти на помощь Свету...

И она не боялась, собираясь спасти Гарри Поттера, этот почти погасший из-за пережитого свет, поменять свой дар на исцеление измученного человека, заслужившего покой. Она не боялась, потому что всю свою жизнь она готовилась к тому, чтобы исполнить предназначение, спасти...

И она это сделала, ничего не потеряв... И она многое приобрела, следуя за нитью своего пути... Разве могла она подумать тогда, на Косой аллее, впервые увидев смущенного, растерянного черноволосого мальчишку со знаменитой фамилией, что именно он станет ее судьбой, ее счастьем, которого она никогда не чаяла получить? Она приехала в Англию, чтобы исполнить пророчество, и именно предсказание, сделанное много лет назад, принесло ей любовь.

Потому что она, семнадцатилетняя целительница душ, была родственницей Скорпиуса Малфоя. А тот мальчишка — Джеймс Поттер-младший — оказался его лучшим другом, почти братом. А Гарри Поттер, для которого она и получила свой дар, — отцом Джима... Все было связано и переплетено еще тогда, в далеком прошлом, когда произнесенное профессором Трелони пророчество было записано и разделено согласно указаниям Альбуса Дамблдора...

Она хорошо помнила тот вечер, когда Джеймс со страхом, почти с паникой смотрел в ее глаза, зная, что она собирается выполнить предназначение, что она собирается расстаться со своим уникальным даром — чтобы спасти тонущего в муках прошлого Гарри Поттера... Она видела, как он пытался сопротивляться, искать какой-то другой выход, разрываясь между ней и своим отцом.

Смешной. Немного наивный. Любимый, наверное, именно из-за этой его детской бесшабашности, которую она уже давно утратила. Разве мог быть более выгодный обмен: ее дар на счастье Джеймса Поттера и на ее собственное счастье с ним? С ним и с тем, кого, спустя четыре года после их первой встречи на Косой аллее, Джеймс ей подарил, кого она уже ощущала внутри себя — тоненькая ниточка неощутимого света уже связывала ее с самым великим даром, что могла преподнести ей жизнь...

— Джеймс, ты где?— девушка оглянулась вокруг, но среди многочисленных посетителей, полок и прилавков магического универмага, что открылся всего полгода назад на Косой аллее, не нашла черноволосого молодого человека.— Джеймс!

Из-за полки показалась знакомая рука, на два пальца которой были надеты крошечные носочки красного цвета.

— Джим, прекращай,— Ксения улыбнулась, глядя, как “ножки” вытанцовывают по коробке с самомоющимися тарелками.— Хватит, нас же ждут!

Наконец, над коробкой показалась и голова шаловливо улыбающегося Джеймса:

— Нравится?

— Что именно?— девушка пыталась не рассмеяться, хотя сердиться у нее тоже не получалось. Она вообще, кажется, на него не сердилась. Никогда.— Твое поведение? Ты как первокурсник...

— Неее,— протянул молодой человек, рассматривая носочки.— Ладно, беру...

— Зачем, ну, скажи мне, зачем?— почти бессильно спросила Ксения, понимая, что на борьбу, которую она вела с Джеймсом уже час в этом магазине, сил не оставалось. А когда он обогнул стеллаж и подошел к ней с полной корзинкой, она застонала, легонько впиваясь ноготками в его руку:— Ты сошел с ума! Так и знала, что не нужно было тебе сразу говорить...

Она действительно не собиралась ему говорить в тот вечер. Она вернулась из больницы, сама немного растерянная и даже напуганная с тех пор, как целитель Сметвик осмотрел ее и подтвердил диагноз, который Ксения себе уже поставила.

Ребенок… Дар... И ответственность, которую не каждый выдержит. А Джеймс? Она не сомневалась в нем, скорее, она боялась надеть на мужа такой «хомут», ограничить его бурную молодую жизнь, без которой, она знала, он угаснет. Как птица в клетке…

Но тогда, дома, она сидела и смотрела на его спящее лицо, на морщины, которые пролегли на лбу еще четыре года назад, когда погибла его мама. Он спал, улыбаясь чему-то во сне, но все равно лицо не становилось бесшабашно-веселым, каким было почти всегда, когда Джеймс бодрствовал. Он открыл глаза, и она поняла, что может ему сказать. Она может сказать ему все, и он примет, поддержит, не испугается… И она сказала. И он не испугался.

Хотя после трех дней вот таких выходок Ксения уже теряла терпение: Джеймс в присущей ему манере переварил весть и продолжил жить с дурашливой непосредственностью, хотя Ксения просила его пока держать весть об их ребенке в тайне. Хоть первое время, чтобы они сами смогли привыкнуть к тому, что станут родителями…

— Как не надо?!— возмутился Джеймс, опуская на пол корзину, набитую пеленками, погремушками, детскими игрушками. Зачем-то там еще лежали детская гоночная метла и даже квоффл.