Поэма о Северном Транссибе
Шрифт:
И кто ты есть, по крайней мере,
Тайга, как жизнь, тебя проверит…
Ну, ладно! Спать! Встают здесь
рано,
А красным байкам нет конца.
Уснул Андрей.
Во сне Ивана
Он видел точно, как отца.
Тот,
«Живи и счастлив будь, сынок!»
И вот уже крепка походка,
Не спотыкается нога.
И не «щетина», а бородка.
Таежный форс.
А что тайга?
Привычны и ночная сырость
И жгучей мошкары огонь.
Тайга пропустит, сделай милость.
Лишь только зря ее не тронь.
Не тронь ее, не будь беспечным.
И помни: ты здесь гость, пока.
А мать-тайга стояла вечно
И простоит еще века.
БАЙКАЛ
Прорвав тайги крутой затор,
Внезапно засверкал простор.
Он словно чаша лазурита
В оправе черных берегов.
Вода и небо синью слиты.
– Байкал! Ты, значит, вот каков!
Как будто сказка,
будто сон то:
Перед тобой морская гладь
Уходит вдаль, до горизонта.
А горизонта – не видать.
Играют блики на закате
Гигантской рыбьей чешуей
И на подводных крыльях катер
Бурун вздымает за кормой.
Пускай не каждому известно,
Что глубина здесь просто страсть,
Что четверть всех запасов
пресной
Воды в Байкале собралась;
Что омуль, знаменитый омуль,
Не где-нибудь, а только тут;
Что острова, бывает, тонут,
А горы сказочно растут;
Что Баргузин волной швыряет
Высокой, шквальной, штормовой;
Что триста рек в Байкал впадают,
Чтобы излиться Ангарой —
О Красоте, понятно, речь,
И надо красоту беречь!
Понятно: люди нет, не могут
Порушить чудо-красоту.
Им надо отвести дорогу,
Как говорится – «за версту».
Но, чу! По берегу Байкала
Бульдозером поломан лес.
Ему дороги, видно, мало,
Так прямо по лесу полез.
Рокочет он за поворотом
И треск, как будто ледоход
там.
Андрей ему наперерез.
Раскинул руки, встал как крест.
Бульдозер мощный, сильный,
новый.
Отвал стальной, тревожный блеск.
В кабине парень двухметровый.
А все-таки, поди, не съест.
– Ты что, сдурел? Смахну, как муху…
И рычагом поднял отвал.
Андрей подумал: «Он под «мухой».
Такой способен наповал».
А сам стоит, хоть дрожь по телу.
И нет ему назад пути.
– Куда?!
– Пусти! Тебе какое дело?
Твой берег, что ли? Отойди!
– Да ты пойми. Ведь неспроста
Здесь заповедные места…
Заскрежетали гусеницы
И трактор двинулся…
– Ах, так!
Словами, значит, не годится.
Тебе один закон – кулак!
Пошел не в драку, а в атаку.
Ведь на бульдозер не попрешь.
И парень… Он здоров, однако.
Не все так просто…
Ну, а все ж,
На склон…
Потом напропалую —
В кабину, в дверцу, на прорыв.
Схватились за грудки вплотную,
А трактор ходом на обрыв.
Верзила! Лоб! Таких недаром
В народе кличут «волчья сыть»,
Дыхнул сивушным перегаром,
Ну, впору сразу закусить.
Такого и убить не жалко.
Нажрался, гадина! Стервец!
Но, ничего. С такой дыхалкой
Ты только «лоб», но не боец.
Один другого не подвинет,
С сивухи воротит нутро.
В железной тесноте кабины
Ни в зубы дать, ни под ребро.
А трактор боком накренило,
Обрыв и берег – все впритык.
– Ты спятил! – заорал верзила,
И из кабины зайцем – прыг!
– Вот так давно бы…
Но не мешкай.
Вздохнул Андрей и рычаги
Без суеты, а все ж поспешно,
Уже свободно, в кулаки.
Машину выровнял как надо,
На месте разворот крутой
И на дорогу. Дело свято.
А тот бежит, кричит: – Постой!
Андрей лишь оглянулся строго.
– Бежишь? Беги… Беги, давай…
Машину вывел на дорогу.
– Вот так. Теперь садись, езжай.
Верзила явно запыхался,
Но глотку больше не дерет.
– Откуда ты здесь только взялся?
– Из тех ворот, что весь народ…
Ушел бульдозер по дороге
Назначенной. А между тем,
Почувствовал Андрей, что ноги
В коленках ватные совсем.
Ведь надо же. Какая сила
И злость вселились вдруг в него.
Но если б не струхнул верзила,
Еще не ясно, кто кого?
И тот обрыв, такой коварный…
Присел на камень, где стоял.
Признательный и благодарный
У ног его лежал Байкал.