Шрифт:
Однажды я сидел – уныл, угрюм,
Устав от горестных и тяжких дум
О том, как облегчить свою беду.
«За ссудой вновь к кому-нибудь пойду!
–
Решил я наконец, тоской томим, -
А как устроюсь дальше, поглядим».
«С парнасской высоты тебе привет!»
Я обернулся… Муза, с давних лет
Знакомая, вошла: «Восстань, певец,
Стряхни с себя унынье, наконец!
Гляди: страдает твой родной народ,
И кровь невинных к небу вопиет, -
Бредут
Восстань, поэт, надежды луч подай!
Тому, кто духом пал, скитальцам влей
Отвагу в душу и утешь детей.
На юных девушек, поэт, взгляни!
Как розы свежие, цветут они,
Сверкает светом солнечным их взгляд, -
Любовных песен все они хотят.
Весна пришла и яркий свой ковер
Везде раскинула по склонам гор.
Полны долины, рокотом воды,
Щебечут птицы, и цветут сады.
Приди ж и ты в себя и песню спой
Во славу вящую весны младой».
«Нет, Муза, нет! Довольно! Пощади!
Давно клокочет ад в моей груди.
Забыть тебя заставлю я сейчас
Про кровь, весну, поэта и Парнас.
Да будет проклят тот несчастный день,
Когда ты надо мной простерла сень!
С тех пор, как стал твоим питомцем я -
Убогой, нищей стала жизнь моя».
«А про святой забыл ты жар,
Что принесла тебе я в дар?»
«Обманщица, что дал он мне?
Из-за него я – как в огне.
Иль ты не знала, в мир какой
Идет питомец юный твой?
Мне б лучше кровь народа пить, -
Я б деньги мог тогда скопить,
Но мироедом бы не слыл,
Хоть им бы в самом деле был.
Раздался б крик:
«Как он велик,
Наш благодетель! Он один -
Собратьям верный армянин».
Еще попом я мог бы стать,
С крестом на шее провожать
Покойников,- меня б тогда
На место первое всегда
Сажали люди; ими чтим
Я был бы словно серафим.
Мне б этакую жизнь вести,
И был бы я у всех в чести;
Иль жить напыщенным глупцом,
Которому все нипочем,
Лишь бы поесть, потом поспать,
Червю навозному подстать
Такая жизнь, но нужды нет, -
Меня бы чтили с юных лет,
Хоть боле пуст во много б раз
Был череп мой, чем вот сейчас
Любой карман моих штанов.
Закон юдоли сей таков!
Но – ах!- с рождения под власть
Парнасской нищенки подпасть,
На плач свою
Обречь семью,
Смех вызывать у всей родни,
Влачить, как груз тяжелый, дни, -
О Муза, это ли твой дар?
Нет, это худшая из кар.
И, помню я,
Мои друзья
Твердили мне наперерыв,
Что мой губителен порыв,
Что
Смеясь, качали головой.
Но я, дурак,
Себе был враг,
С утра до вечера читал,
Стихи безмозглые кропал
И, за тобой летя вослед,
Бежал от счастья с юных лет».
«О счастье ты каком скорбишь?
Неблагодарный, вспомни лишь,
Какой в тебе я жар зажгла!
Тебе способность я дала
На дивных крыльях грез нестись
От скудной жизни к небу, ввысь,
Заботы, муки забывать,
В ад опускаться, в рай взлетать
И песни пламенные петь.
Чего же ты лишен? Ответь!»
«Вопрос бессовестный! Сейчас
Узнаешь, – слушай мой рассказ.
Был в школу счетоводства я
Когда-то отведен. Друзья
Твердили вкруг,
Что, дескать, друг,
Когда получишь аттестат,
Тебе порядочный оклад
И там,и тут -
Везде дадут:
Бухгалтеры в большой цене.
Хозяин, – говорили мне, -
Не будет на прибавки скуп,
А если не совсем ты глуп,
То попадешь к нему… в зятья.
Но тут к тебе, о Муза, я
Подпал под власть, и вот мой дух
Возненавидел зло гроссбух,
В колонках чисел и дробей
Я видеть стал клубки червей,
И вот, безумное дитя,
Все бросил я, к тебе летя:
Так дольше жить, мол, мочи нет, -
Ведь я поэт, поэт, поэт!
Но снова благосклонный рок
Мне в люди выбраться помог:
Он сделал писарем меня.
Не знал я праздничного дня,
Но так начальнику был мил,
Что он мне ручку подарил,
И я узнал от писарей,
Как надо обирать людей.
Но ты ко мне пришла и тут
Вмешалась в мой спокойный труд,
И я – за глупость мне позор!
–
Стал затевать за спором спор.
Мол, не годится мужика,
Чья жизнь и так ведь не легка,
Годами мучить и терзать,
Вдовицы скарб с торгов пускать.
Потом – зачем и не пойму -
По наущенью твоему
В письме я шефа обругал,
И он тотчас меня прогнал.
«Тебя мы кормим и поим, -
Сказал он мне, – а ты, гоним
Своею Музой, нас хулишь?
Таких не надо нам. Уйди ж!»
Но милостив господь, и вот,
Едва успел промчаться год,
Служу в большой конторе я.
«Здесь будет легкой жизнь моя», -
Мечталось мне, но ты пришла,
Мои все спутала дела,
И я, от места отрешен,
На улицу был выгнан вон.
Пришлось, рукой махнув на честь,
Мне по уши в долги залезть.
(А если задолжал поэт,
Он не простой должник, о нет!