Поэт
Шрифт:
Теперь я убедился, что он не видел машины в течение минимум тридцать секунд.
— А в первый раз, у машины, проверили ли вы все двери, заблокированы они или нет?
— Только дверь водителя. Но они оказались заблокированы все.
— Откуда это известно?
— Приехав, копы пытались открыть двери и не смогли. Тогда они применили одну из тех тонких штуковин, чтобы отжать фиксатор.
Я только кивнул, заметив:
— А что скажете о заднем сиденье? Вчера вы говорили, что окна оказались запотевшими. Вы пытались приблизиться к стеклу и глянуть внутрь, на пол салона, вниз?
Теперь Пена понял, о чем я спрашиваю. Подумав мгновение, он отрицательно покачал головой:
— Нет. Непосредственно в стекло задней двери я не смотрел. Думал, что в машине явно один человек.
— А полицейские спрашивали что-то подобное?
— Нет, пожалуй, нет. Понимаю, к чему вы клоните.
Я кивнул.
— И последнее обстоятельство. Когда вы позвонили, то сказали им, что это самоубийство, или просто заявили о выстреле?
— Я... Да-а, я сказал так: кто-то приехал на стоянку и выстрелил в себя. У них есть запись, я думаю.
— Вероятно. Спасибо за все.
Я повернулся, собираясь уйти, и увидел, что полетели первые снежные вихри. Пена окликнул меня сам:
— Что насчет гипноза?
— Они сами позвонят, если решат, что это нужно.
Прежде чем сесть в машину, я проверил, есть ли в багажнике цепи. Конечно, их не оказалось.
Проезжая Боулдер, я остановился у книжного магазина, названного довольно подходяще — «Улица Морг», и купил толстый том, включавший полное собрание прозы и поэзии Эдгара Аллана По. Хотелось начать чтение уже вечером. Возвращаясь в Денвер, я старался выстроить ответы Пены в новую теорию, над которой еще предстояло работать. И независимо от того, как я расставлял цепочку его ответов, не нашлось ничего, что смогло бы поколебать мои новые убеждения.
Оказавшись в департаменте полиции Денвера, я узнал от дежурного, что Скалари покинул здание, а потому направился прямиком в отдел убийств, где и обнаружил сидящего за своим столом Векслера. Сент-Луиса поблизости не наблюдалось.
— Ё-моё, — произнес Векслер. — Ты заколебал.
— Нет, — в тон ответил я. — Это ты заколебался.
— Мой ответ будет зависеть от сути твоего вопроса.
— Где машина моего брата? Полагаю, она все еще в сервисе?
— Что? Что за фигня? Ты считаешь себя вправе усомниться, умеем ли мы вести расследования?
В гневе он даже бросил ручку, которой писал, в сторону мусорной корзины, стоявшей в углу комнаты. Причем попал. Зато быстро остыл и, подойдя к корзине, достал ее оттуда.
— Видишь ли, я не пытаюсь никого выставить и не хочу создать никаких проблем, — спокойно сказал я Векслеру. — Но мне хотелось бы прояснить все возникшие вопросы, однако чем больше стараюсь, тем больше становится неувязок.
— Например?
Я поведал ему о визите к Пене и увидел, насколько Векслера разозлило это обстоятельство. Кровь прилила к его лицу, а по левой щеке пробежала легкая дрожь.
— Видите ли, парни, вы сами закрыли это дело, — продолжил я. — В свою очередь, я не совершил ничего противозаконного, поговорив с этим Пеной. Наконец ясно: ты, или Скалари, или кто-то еще упустил некоторые факты. Машина находилась вне поля зрения охранника дольше чем полминуты, пока он вызывал помощь.
— И что это, мать твою, значит?
— Что вы, парни, имели в виду лишь одну возможность для отхода убийцы: до момента, когда Пена увидел автомобиль. Пять секунд. Действительно, никому не убежать. Дело закрыто, и это самоубийство. Но Пена рассказал, что окна были запотевшими. Они должны были оказаться запотевшими, чтобы кое-кто мог написать послание. Пена не обратил внимания на заднее сиденье и на пол. Затем он отсутствовал в течение более чем тридцати секунд. Кое-кто мог залечь на полу, у заднего сиденья, выйти наружу, пока сторож звонил по телефону, добежать до леса и скрыться. И такое вполне вероятно.
— Ты что, больной на всю голову? А посмертная записка? А экспертиза следов выстрела?
— На стекле мог расписаться кто угодно. Перчатки со следами гари мог надеть убийца. Затем он снял их и натянул на руки Шона. Тридцать секунд — это много. Вероятно, он располагал еще большим запасом времени. Векс, подумай: два телефонных звонка.
— Слишком неопределенно. Убийца не мог заведомо полагаться на неторопливость Пены.
— Может, да, а может — нет. Возможно, он рассчитывал или на это, или на устранение Пены. При том, как вы подошли к первому варианту, вы вполне могли вычислить, что Шон сначала прикончил Пену, а потом застрелился сам.
— Ну, это уже полная чушь, Джек. Да я же всегда любил твоего брата, словно он был моим, дьявольщина, собственным братом. Думаешь, легко поверить, что он заглотил эту чертову пулю...
— Можно, я что-то спрошу? Где ты находился, когда узнал про Шона?
— Вот здесь, за столом. Почему...
— Кто тебе сказал? И кто принял звонок?
— Ну-у я принял. Звонил дежурный, капитан. Охранник парка позвонил дежурному, а тот связался со мной.
— Что ты услышал? Какие именно слова?
Векслер замялся, словно никак не мог вспомнить.
— Я не помню. Просто сообщили, что Мак умер.
— Пена сказал это, или же он сказал, что Мак выстрелил в себя?
— Я не помню, что именно он сказал. Могло быть и так и так. А в чем разница?
— Охранник, тот, что звонил, сказал, что Шон выстрелил в себя сам. Именно с этого сообщения все и завертелось. Вы помчались туда, уже зная: это самоубийство. И вы нашли там то, что ожидали найти. Все составные части этой головоломки вы принесли с собой сами. Все вокруг знали, как подействовало на Шона дело Лофтон. Понимаешь, что я тебе говорю? Вы оказались предрасположены к одной версии. Вы даже меня убедили тем вечером, пока ехали в Боулдер.