Поэтические поиски и произведения последних лет, Кирсанов Семен Исаакович

Поэтические поиски и произведения последних лет

1976 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Поэтические поиски и произведения последних лет

(1923–1972)

НОВАТОРСТВО

Что такое новаторство? Это, кажется мне, на бумаге на ватманской — мысль о завтрашнем дне. А стихи, или здание, или в космос окно, или новое знание — это, в целом, одно. В черновом чертеже ли или в бое кувалд — это опережений нарастающий вал. Это дело суровое, руки рвутся к труду, чтоб от старого новое отделять, как руду! Да, я знаю — новаторство не каскад новостей, — без претензий на авторство, без тщеславных страстей — это доводы строит мысль резца и пера, что людей не устроит день, погасший вчера! Не устанет трудиться и искать человек то, что нашей традицией назовут через век.

ДОРОГА ПО РАДУГЕ (1923–1972)

МОЙ НОМЕР

Всю

жизнь глядеть в провал пока в аорте кровь дика! Всю жизнь — антрэ, игра, показ! Алле! Циркач стиха!

МЕРИ-НАЕЗДНИЦА

Мери-красавица у крыльца. С лошадью справится — ца-ца! Мери-наездница до конца. С лошади треснется — ца-ца! Водит конторщица в цирк отца. Лошади морщатся — фырк, ца-ца! Ваньки да Петьки в галерки прут, Титам Иванычам ложу подавай! Только уселись — начало тут как тут: — Первый выход — Рыжий! Помогай! Мери на бок навязывала бант, подводила черным глаз, а на арене — уже — джаз-банд Рыжий заводит — раззз: Зумбай квиль-миль толь-миль-надзе… Зумбай-кви!.. Зумбай-ква!.. Вычищен в лоск, становится конь. Мери хлыст зажимает в ладонь. — Боб, винца! Белой перчаткой откинут лоб. Мери вска- кивает в седло: — Гоп, ца-ца! Цца! По полю круглому. Гоп! Конь под подпругами. Гоп! Плашмя навытяжку. Гоп! Стойка навыдержку. Гоп! Публика в хлопанье. Гоп! Гонит галопом. Гоп! Мери под крупом. Гоп! Мери на крупе. Гоп! Сальто с седла. Раз — ап, два — гоп! Мери в галоп. Публика вертится. Гоп… Гоп… Гоп… Екнуло сердце. Кровь… Стоп!.. Крик — от галерки до плюшевых дамб, публика двинулась к выходам. Все по местам! Уселись опять. Вышел хозяин. Сказал: «Убрать!» Зумбай квиль-миль толь-миль-надзе… Зумбай-кви!.. Зумбай-ква!..

БОЙ БЫКОВ

В. В. Маяковскому

Бой быков! Бой быков! Бой! Бой! Прошибайте проходы головой! Сквозь плакаты, билеты, номера — веера, эполеты, веера!.. Бой быков! Бой быков! Бой! Бой! А в соседстве с оркестровой трубой, поворачивая черный бок, поворачивался черный бык. Он томился, стеная: — Ммм-у!.. Я бы шею отдал ярму, у меня перетяжки мышц, что твои рычаги, тверды, — я хочу для твоих домищ рыть поля и таскать пуды-ы… Но в оркестре гудит труба, и заводит печаль скрипач, и не слышит уже толпа придушенный бычачий плач. И толпе нипочем! Голубым плащом сам торреро укрыл плечо. Надо брови ему подчернить еще и взмахнуть голубым плащом. Ведь недаром улыбка на губках той, и награда ему за то, чтобы, ярче розы перевитой, разгорался его задор: — Тор pea дор, веди смелее в бой! Торреадор! Торреадор! Пускай грохочет в груди задор, песок и кровь — твоя дорога, взмахни плащом, торреадор, плащом, распахнутым широко!.. Рокот кастаньетный — цок-там и так-там, донны в ладоши подхлопывают тактам. Встал торреадор, поклонился с тактом, — бык! бык!! бык!!! Свинцовая муть повеяла. — Пунцовое! — Ммм-у! — Охейло! А ну-ка ему, скорей — раз! Бык бросился. — Ммм-у! — Торрейрос. Арена в дыму. Парад — ах! Бросается! — Ммм-у! — Торрада! Беснуется галерея, Торреро на… — Ммм-у! — Оррейя! Развеялась, растаяла галерея и вся Севилья, и в самое бычье хайло впивается бандерилья. И — раз, и шпагой в затылок влез. И красного черный ток, — и птичьей стаей с окружных мест за белым платком полетел платок. Это: — Ура! — Браво!! — Герой!!! — Слава ему! — Роза ему! А бык даже крикнуть не может: ой! Он давится хриплым: — Ммм-уу… Я шею хотел отдать ярму, ворочать мышц шатуны, чтоб жить на прелом его корму… Мммм… нет у меня во рту слюны, чтоб плюнуть в глаза ему!..

КРАСНОАРМЕЙСКАЯ РАЗГОВОРНАЯ

Шли мы полем, шли мы лугом, шли мы полком, шли мы взводом. Белых колем, гоним кругом, в общем, толком страх наводим. Разузнать велел комбриг нам, где беляк засел в полях: — На разведку, Сенька, двигай, винт за плечи, и на шлях! Вот, брат, иду, брат, в куст, брат, в овраг, брат, лег, брат, в кусты, брат, идет, брат, враг, гад!.. С ружьем, гад, с ножом, гад, и тут, брат, встаешь: — Стой, гад, ни с места, даешь!.. А он, гад, слышь, брат, четырехглазый. Брит, брат, крыт, брат, круглой папахой. Водкой воняет — шаг до заразы. А грудь, брат, крыта желтой рубахой. Был, грю, бритый, будешь битый! Резал наших, кажись, довольно! А он, грит, биттэ, гэрр, грит, биттэ… — Бить так бить, — кулакам не больно! Бил я, бил, а потом — бабахнул, падал он — мертвым на брюхо бахнул. Я, брат, вижу — чудна папаха, глядь, а в папахе, кажись, бумага. Стал я с папахой ходить к комбригу, стал я под честь отдавать бумагу. Бумагу читал комбриг, что книгу, потом, брат, орден дал за отвагу! Как стали мы с планом бить Петлюру, в петлю Петлюру загнали точно. Махно смахнули, задрали Шкуру, и вот затюкан Тютюник прочно. Давай тютюн завернуть цигарку! Теперь, брат, видишь, — крепки Советы. А если тронут — так будет жарко, пойдут гудеть реввоенсоветы!.. Нынче учим, отдых нынче. Что ж до бучи — штык привинчен. Марш сыграют, — сварим кашу. Враг узнает хватку нашу!

С ПИСЬМЕЦОМ!

Мы — в окопах. Темь — аж ну! Аж в комок затяп. Не дрефозь, браток, — нажму, закреплю Октябрь! Собралися мы в кружок, тот — об этом, тот — об том… — Эх, еще один прыжок, — всех бандитов перебьем! Посередке я сидю: — Докатились до беды. Из деревни ни тю-тю, ни туды и ни сюды! — Эх, Тимошка, ну, да ну… — Перебьемся, ничего, — взводный к нам. — Ну-ну, загнул! Погляди, а ну-ка в-во: — Тимофею Елеву, — Ермолаю Пудову, — Родиону Семенцову — письмецо. — Скелева? — Скудова? — А с деревни, от жены… Письмецо — налицо! Стой, моя штыковина, ружьецо! Вот так, брат, штуковина, письмецо!..

Письмецо — мне: эн и е — не… Прочитай — на: эн и а — на… (не-на) Тимофей — глянь: гэ и ля — гля… (не-на-гля) Тимохвей, розумий: дэ и эн ы и ий — дный… На махры, покрути: те и и, будет — ти… Да не лезь, дай письмо: эм и о значить — мо… Ха и ве — хве… хвей… Ого- го- эй: Нe-на-гля-дный Ти-мо-хве-й…

С этого подхода забрала охота, пальцы тянутся к перу, а глаза — к бумаге. Прорубили мы дыру в белые ватаги: в банды — клин, в Деникина — кол! Белым — вата блин, наши — в комсомол!

Эх, кому бы, кому Научить меня уму? И хожу середь полей без памяти. Обучи меня, Михей, грамоте! В школе — стены бе-елые, белю-сенькие, в книжках — буковки малю-у… малюсенькие. Глаз неймет, зуб неймет — хвостики да усики. Поучусь, будет впрок, — задавай, Михей, урок!

А, Б, В, Г, Д, Е, Ж… (буквы ходят в полосе) — вот и азбука уже у меня на голосе. И, К, Л, М, Н, О, П… После П ударит Р, запишуся в РКП, надо двигать СССР! С политграмотой живей, айда, братец Тимофей! Стал Тимошка грамотеем, — значит, братцы, не робей: если дружно пропотеем, каждый будет грамотей!

БУКВА Р

Если были вы картавы — значит, знали муки рта вы! Я был в юности картав, пыла бедная гортань. Шарахались красавицы прославленной картавости. Не раскрываю рта я, и исхудал, картавя! Писал стихи: «О, Русь! О, Русь!» Произносил: — О, Гусь, о, Гусь! — И приходил на зов — о, грусть! — соседский гусь, картавый гусь… От соклассников — свист: — Медное пузо, гимназист, гимназист, скажи: кукуруза! Вместо «Карл, офицер» — ныло «Кагл, офицег». Перерыл медицинские книги, я ищу тебя, эР, я зову тебя, эР, в обессиленной глотке возникни! И актер из театрика «Гамаюн» изливал над картавостью ругань, заставлял повторять: — Теде-дюм, теде-дюм, теде-дюм, деде-дюм — ррюмка! Рамка Коррунд! Карборунд! Боррона! Как горошинка, буква забилась, виноградного косточкой силилась вылезть, и горела на нёбе она. Хорохорилась буква жемчужиной черной, по гортани рассыпанный перл… Я ходил, прополаскивал горло, как борной, изумительной буквою эР. И, гортань растворивши расщелиной трубной, я провыл над столицей трикрат: — На горе Арарат растет красный и крупный виноград, ВИНОГРАД, ВИНОГРАД!

1 2 3 4 5 6 7-22