Поезд 666, или число зверя

Забалуев В. Г.

Уходят. Писатель появляется на входе вагона с сигаретой в зубах и бутылкой пива в руке. Гудок, мелькание света и огней, — движется встречный поезд. В коридор выходит и курит сигарету в конце вагона Юля. Оба с разных концов вагона смотрят друг на друга, после чего Юля, быстренько докурив, возвращается к себе в купе. Снова ровный свет и мерный стук колес. Писатель возвращается к себе в купе. Поезд трогается. Проводница занимает свое место в голове вагона.

Перегон четвертый.

Неяхта-Ярославль.

Октябрь 1993 года.

Появляются Кракс и Левый. На лице Левого пьяная

улыбка. Он похож сейчас на чеширского кота.

Кракс. Тебе категорически нельзя пить, дружище — теряешь грань между человеком и свиньей.

Левый. Швейцар! Такси! Шнеллер! (Плюхается на пол.)

Кракс. Это, что называется, Левый у нас интеллектуально пукнул. Ты вот только что беспокоился по поводу Сашки. Я понимаю, тебе его жаль, но не до такой же степени? Сашка нам не пара. Он, конечно, всего лишь водила и фигура в этой ситуации страдательная, но разве не он предлагал по писателеву делу пустить нас в расход? И вообще, в жизни его всегда радовали три вещи — первое, второе и третье. А мы с тобой — личности интеллектуальные. По большому счету, мы его вовсе не обязаны жалеть.

Левый. Я сказал — такси! Офонарели? Администратора ко мне!

Кракс. И по штангистам скорбеть не стоит. Да, принимали нас роскошно и душевно, как на поминках, только они думали, что поминки по нам справляют, а вышло-то наоборот. Ты вот говоришь, они гуманнее наших? Так на то она и периферия! Здесь достаточно кулак показать, лоток разбомбить, дочку или сестру изнасиловать клиент шелковый становится. Кстати, если помнишь… Нет, откуда тебе помнить! Ты тогда в сауне лежал, пьяный в стельку, ну, примерно, как сейчас, бормотал какую-то невнятицу и улыбался без разбору штангистам и блядям, совершенно не различая пола и статуса.

Левый. Это кто здесь? На братков возникаешь? А по башне?

Кракс. Хороший ты собеседник, Левый! Умеешь слушать — как следователь на допросе! Так вот, пока ты лежал, одинаково равнодушный к прекрасному и безобразному полу, Шершень, их авторитет, и, как выяснилось, родич, усадил меня в джип и со всей спортивной братвой отвез в Буняково. Все калиновские штангисты родом из этого села, там у них хорошая спортивная секция в школе. И временами на штангистов, как на поэта Есенина, находит тоска по дому, они возвращаются под родную сельскую крышу, до утра пашут поле на тракторе «Беларусь» и хлещут с доярками джин и тоник в местном коровнике. (Смотрит на часы.) Точнее, хлестали. Похоже, именно в эту минуту тяжелая атлетика понесла тяжелейшую утрату, и буняковским девкам придется искать себе других хахалей.

Левый. Приказываю на всех казино и борделях приспустить государственные флаги, а в ресторанах и на концертных площадках исполнять только траурную музыку! (Икает)

Кракс (морщится). Только не надо этого кликушества, Левый! Я не любитель обрядовых песен.

Появляется интеллигент.

Интеллигент. Я не ослышался? Вы про музыку разговариваете, да?

Кракс. В некотором роде.

Интеллигент. Знаете, я преподаю гармонию в консерватории и подрабатываю на полставки в Калиновском пединституте, а вот в жизни не получается гармонии! Сплошной диссонанс на диссонансе.

Кракс. Ну, это не только у вас! Взять к примеру меня. У вас есть свободное время? Спасибо! (Закуривает сигару.) Карьеру в Москве я начал с должности корреспондента газеты «Еврейский комсомолец» той, что зарегистрирована в Биробиджане, а издается в Москве. Отличная полиграфия, классный фоторяд, мягкий, ненавязчивый сортирный юмор, в общем — любимый таблоид нынешней московской интеллигенции. Я подсказал беспроигрышную универсальную версию-макет первой страницы: слева — фотография из серии «Офигеть можно!», справа — статейка и карикатура из разряда «Фиг вам!», по центру — всякая фигня,

а в газетном подвале петитом — криминальное чтиво по разделу «Вот так не фига себе!» Тираж пошел в гору, но после того, как у меня зарубили статью, где я предлагал перенести действующую столицу России из Вашингтона в Иерусалим, пришлось уйти. Я стал пресс-атташе патриотического общества «Вечная память». Для новых коллег я разработал беспроигрышную тактику: первые тридцать три года великий русский наш народ лежит на печи и философствует, а на тридцать четвертый, зевая, встает, видит, что все командные высоты захватили инородцы, и начинает огонь по штабам. Я набирал популярность, но после того, как на одной из пресс-конференций вручил журналистам по сувенирному топору, меня попросили. Оставался один путь — в администрацию президента. Там я предложил нашим микромакроэкономам программу разрешения всех проблем России в исторически короткие сроки и назвал ее «40 дней». Ключевая идея — массовое внедрение в российскую практику на основе конверсии отечественной оборонки и привлечения западных кредитов дешевой, эффективной, социально ориентированной эвтаназии. Я и слоган придумал классный: «Ударим эвтаназией по жизни безобразиям». «Ты, Кракс, наша фрейдовская оговорка, — сказал на прощание начальник отдела. — То, что у нас в головах еще не дозрело, у тебя уже на языке. Иди лучше в публичную политику и пори, что хочешь, направо и налево — там нравы короткие, как в публичном доме»… К чему я клоню? Я, как художник, искал совершенства в каждой из сфер деятельности и пришел к фундаментальному выводу, а именно: совершенство достижимо, но имя ему — абсурд!

Интеллигент. Категорически не согласен с вами, да? Какой-то слишком мрачный итог! Вот, к примеру, проводница вагона, судя по всему, принимает меня за какого-то мафиози. Абсурд?.. Абсурд! Но совершенством или гармонией здесь даже не пахнет. Вот если бы вас, к примеру, назвали бандитами…

Кракс. А мы и есть бандиты…

Интеллигент (смущенный). И вам не стыдно признаваться в этом?

Кракс. Правда — не стыд, глаза не выест… Ну, ладно, хватит, сантиментов. (Вытаскивает пистолет.) Теперь скажи без дураков: ты зачем подошел к нам?

Интеллигент. Услышал разговор про музыку, да?

Кракс. Только не надо нам пули отливать. Если приставлен от конкурентов — пришьем, извини, конечно, но пришьем. Если желаешь бабки выклянчить — не смущайся, возможно, я тебя проспонсирую.

Интеллигент. Какие бабки? Я в жизни ни у кого и ничего не клянчил, и сейчас не собираюсь.

Левый. Точно! Засланный! (Что-то бормочет с прежней улыбкой.)

Кракс. Слушай, а почему твое лицо мне знакомо? Я тебя среди чеховской братвы не мог видеть?

Интеллигент (запальчиво). Если мы и встречались, то в прошлой жизни!

Кракс. Я православный!

Интеллигент. А я — атеист!

Кракс. Стало быть, не встречались!

Интеллигент. И я никогда ни у кого ничего не клянчил, да?.. Я, между прочим, зарплату в Калинове получил — вот, глядите! (Вытаскивает и торжествующе демонстрирует Краксу и Левому облезлое портмоне.)

Кракс (двумя пальцами достает из портмоне металлические монетки и со звоном роняет их обратно). Левый, мы ошиблись. Человек с таким лопатником — либо бомж, либо интеллигент, и в любом случае скоро вымрет и перейдет в гумус.

Левый. В гумус сапиенс! Я бы так сказал. А?

Кракс (интеллигенту). Прошу прощения. Бывает всякое… Нервы, понимаете ли!.. Белый дом в осаде, президент в растерянности, судьба демократии под угрозой. (Великодушным жестом отпускает интеллигента на волю.) Вы свободны! Паспорт, так и быть, можете не показывать… Левый, за мной!..

Уходят.

Интеллигент (совершенно уничтоженный, вслед им). Я — клянчу?!..