Поезд смерти (Сборник)
Шрифт:
После этого взгляд его упал на стол для заседаний, сделанный по современному датскому проекту, со скругленными краями. На каждой его стороне – четыре ножки, которые элегантно сужались книзу и были заключены в футлярчики из сплава олова и свинца. Он весил как минимум фунтов триста, но не было никаких колесиков, которые позволили бы быстро прокатить его по полу. Все кресла-вертушки по одну сторону стола откатились от него и прижались к стене. Ближайшее из них перевернулось, обнажив механизм присоединения спинки к сиденью. Митчелл видел, что вся верхняя часть кресла ввинчивалась в середину колесного основания
– Кэрол, – закричал он, хватая другое кресло и выкручивая из него сиденье, – ты можешь ходить? Если я приподниму стол, ты сможешь...
Ему не пришлось объяснять дальше: Кэрол уже стояла рядом с ним. Минуту спустя он поднимал одну сторону стола, а Кэрол держала основания кресел наготове. Он осторожно опустил ножки стола в центральные отверстия. Когда стол был водружен на четыре колесные установки, они проверили его, прокатив взад-вперед на несколько футов. Кресла-основания держались прочно, и хорошо смазанные колесики легко несли свой груз. Теперь следовало оттащить в сторону персидские ковры.
– Расстояние между колоннами – десять футов, то есть одна из них рядом с дверью, а другая – вон в том углу. Самая слабая точка должна быть примерно вот здесь. – И Митчелл пальцем нарисовал воображаемое "Х" на облицовке. – Вот наша мишень. Ты в порядке?
– Немного кружится голова. Но давай попытаемся.
Они встали в конце самодельного тарана. Митчелл расположился с более низкой стороны, чтобы не давать столу скатываться вниз, когда они помчат его по комнате. Двадцать футов – не так-то много для разбега, но это все, чем они располагали.
Когда Митчелл кивнул, они толкнули стол к стене, стараясь изо всех сил наращивать скорость на столь маленькой дистанции. От сильного удара о стену стол тряхнуло. Но ущерб, нанесенный стене, оказался минимальным – горизонтальная вмятина на облицовке, ну и еще одна картина упала на пол. Откатив стол назад, они снова толкнули его к стене. На этот раз панель поддалась, и передний скругленный конец стола врезался в нее на глубину сантиметров в пятнадцать.
И еще раз они отступили к дальнему концу комнаты, и ринулись вперед, налегая на стол изо всех сил. После третьего удара стол пробил стену насквозь, образовав небольшое отверстие. Треск и стук падающей на пол штукатурки был сладчайшим звуком из всех когда-либо слышанных Кэрол Оуэнс и Брайаном Митчеллом. Когда они отходили назад для новой попытки, то смеялись и плакали одновременно.
Брайан подгонял Кэрол, несмотря на страшную догадку, что их усилия почти наверняка бесполезны. Не оставалось сомнений, что здание наклоняется слишком быстро, и если они даже и сумеют пробиться к лестнице, то не успеют пробежать вниз все шестьдесят шесть пролетов, прежде чем сооружение перейдет в свободное падение,
– Ну, давай, – сказал Митчелл, изо всех сил стараясь прибавить оптимизма своему голосу, – еще парочка ударов – и мы выберемся отсюда.
Глава 25
Лузетти стоял в некотором замешательстве. На шейхе была арабская национальная одежда. Точно так же были одеты и двое из шести его сопровождающих. Остальные четверо – в модных деловых костюмах. Все они были смуглые, бородатые, с живыми карими глазами, и все, кроме шейха, отнеслись к Лузетти с нескрываемой неприязнью. Шейх оказался высоким мужчиной с ястребиным носом. Идя с ним и его окружением по 53-й улице, Лузетти чувствовал себя участником эффектного публичного шоу, устроенного каким-нибудь цирком с Ближнего Востока.
– Хэлло! Как поживаете? Как приятно вас видеть! – говорил шейх всем прохожим, с которыми встречался глазами.
Может быть, где-нибудь на Ист-Сайде, подумал Лузетти, возле здания ООН, на эту группу никто не посмотрел бы второй раз, но на Вест-Сайде люди не очень-то привыкли видеть взрослых мужчин, завернутых в простыни.
– О, попутный ветер всегда придает силы человеку, не так ли, мистер Лузетти? – сказал шейх своим тонким, пронзительным голосом, улыбаясь и помахивая рукой, ни к кому конкретно при этом не обращаясь. Он шел широким шагом, и его одежда раздувалась на ветру, как парус. – Или мне лучше называть вас Джином?
– Джин – это прекрасно. Могу я спросить, какое обращение вы предпочитаете? Шейх? Ваше превосходительство?
– Это уж чересчур официально, мой дорогой! Меня зовут аль-Халил Сауд. Называйте меня Ал! Ха-ха!
Лузетти рискнул быстро взглянуть на Торнтона, многозначительно подняв глаза к небу. Арабы, окружая своего шейха, кучей врезались в толпу двигавшихся навстречу прохожих. На углу 8-й авеню прохожих на тротуаре оказалось слишком много, и шейх отвел свой конвой в сторонку, прямо на проезжую часть. Какому-то грузовику пришлось резко затормозить, чтобы дать им пройти.
– Проклятые клоуны! – закричал водитель.
Шейх ответил ему дружеским взмахом руки.
– Хэлло! Как приятно вас видеть!
– Убирайся к себе домой и играй там в песочек!
– Как поживаете? Превосходный день!
Лузетти повернулся к Торнтону и прошептал:
– Парень совсем рехнулся.
– Зато у него куча денег.
Они пересекли 8-ю авеню и свернули на юг, оказавшись вне пределов досягаемости сильных порывов западного ветра. Трое арабов в национальных костюмах уже не выглядели так, словно собирались взлететь, как воздушные шарики. Аль-Халил Сауд схватил Лузетти за рукав и подтянул поближе к себе.
– Здание, которое вы хотите продать, – спросил он доверительным тоном, – хорошее?
– Замечательное.
– Тогда почему же вы... как это правильно сказать... избавляетесь от него?
– Правильно сказать – «продаете». Необходимы деньги для строительства других объектов.
Лузетти вытянул шею. Большая толпа собралась в конце улицы. Всюду бегущие люди, кто-то кричал. Движение транспорта остановлено, если не считать разворачивающихся автомобилей, пытавшихся выбраться из узкого проезда в южном направлении.