Поезд
Шрифт:
Он радуется, что успел, что поезд не ушел без него и он теперь попадет в нужный ему город и выполнит поставленные перед ним задачи. Теперь-то он точно выполнит служебное поручение!.. Он не видит проводника: в тамбуре пусто. Вероятно, проводник занят каким-то важным делом. Он извлекает из кармана билет и видит, что нужный ему вагон далеко: где-то в середине состава. Он идет в поисках своего вагона. Но странное дело: людей в вагоне нет, вагон чист и пуст. Он решает, что этот вагон - прицепной. Этот вагон предназначен для пассажиров следующей станции...
Однако следующий вагон тоже пустой, но он продолжает думать про прицепные вагоны. Третий пустой вагон вызывает у него большое сомнение: неужели нужно столько прицепных вагонов для следующей станции?... Четвертый вагон девственно пуст. Наверное, это какая-то
Он переходит в следующий вагон и к ужасу своему видит, что и он пуст. Пятый вагон не просто пуст. У него, как и у всех предыдущих, все окна закрыты, двери тоже закрыты. Наверное, так и поступают с прицепными вагонами, чтобы никто не пролез в поезд без билета и не проехал до следующей станции "зайцем". Но тогда как я попал в прицепной вагон? Почему двери последнего вагона были открыты?.. Эти мысли очень расстраивают его. Он предчувствует какую-то беду, какую-то неясную опасность, поджидающую его где-то рядом, стоит только ещё пройти вперед...
Его охватывает необъяснимый страх, и он бежит в следующий вагон. Он видит: и этот вагон пустой, и здесь никого нет. Страшная мысль приходит ему на ум: это совсем не тот поезд. Этот поезд, вероятно, идет в депо. Нужно пойти к машинисту и попросить его остановить поезд хотя бы в пригороде. В нужный ему город уже не успеть, - горько заключает он, - но нужно поспешить, может, удастся приобрести билет на следующий... Он бежит дальше. Он бежит сквозь пустые вагоны все быстрее и быстрее. Он боится, что неправильный поезд завезет его куда-то далеко, в незнакомую ему местность. Он бежит через вагоны: все они пусты, их окна и двери плотно закрыты. Одни и те же пустые вагоны. Он боится, что не успеет предупредить машиниста, и потому не останавливается...
Однако со временем он замечает нечто ужасное: число вагонов постоянно увеличивается, словно этот поезд не имеет начала. Он начинает считать пройденные им вагоны, но скоро сбивается со счета. Сколько вагонов в этом чудовищном поезде?.. Не-ет, нужно вернуться назад, в последний вагон. Он-то помнит: в последнем вагоне выход не заперт. Можно выпрыгнуть. Может быть, удастся остаться живым... Он возвращается назад, и перед его глазами пробегают все те же пустые вагоны...
Когда число вагонов становится неизмеримым, он сбивается со счета и отчаивается, но продолжает бежать дальше. Страх растет в его душе. Он где-то теряет свой портфель. В портфеле был сверток с едой и минеральная вода. Где-то, - он не замечает где, - он теряет шляпу, плащ, умудряется разбить наручные часы. Какое невезение, - думает он, - какое невезение...
Он не перестает бежать: все одни и те же пустые вагоны, и их не убавляется. Он устает. Вдруг его сковывает ужас. Он понимает, что последнего вагона в этом поезде не существует. Этот поезд состоит из бесконечного числа пустых вагонов. Тогда он пытается найти утерянное им: его начинает мучить голод и жажда... Он ничего не находит - он один в пустых вагонах. Он мечется среди безмолвных вагонов, кричит, обдирает руки, падает, плачет. Плотные шторы и двери не открываются. Тогда он наконец понимает, что попал в плен к чудовищному поезду. Нет спасения. Он будет метаться словно сумасшедший среди одинаковых вагонов до скончания дней, но будет находить в них одно и то же: пустоту, тишину, пыль, тусклый электрический свет, отупляющий стук колес, мерное гудение рельс, собственное безумие... И тогда он начинает истошно кричать - но крик не перекрывает монотонного шума поезда. Крик словно бы поглощается шумом, впитывается в пыльные стены и пропадает без остатка. Ужас гонит его дальше, но всюду встречает он пустоту нежилого замкнутого пространства...
Здесь Ханс Шнютце обычно просыпается. Он весь липкий от обильного пота. Сердце в груди дергается, губы пересохли и растрескались, во рту желчный горьковатый привкус. Ханс Шнютце ещё долгое время дрожит под одеялом, словно ему очень холодно. В первые минуты пробуждения он не может никак поверить, что это всего лишь сон и он закончился... Затем Ханс Шнютце встает. Идет нетвердой походкой в кухню. Там он наливает себе - руки его дрожат - стакан водки. Шнютце выпивает водку залпом: она обжигает горло, пылает в желудке, обволакивает мозг и тело нездоровым покоем - опьянение. Шнютце возращается в спальню, валится на влажную
4
Сослуживцы со временем стали обращать на Шнютце внимание, подшучивать, а затем сплетничать. Это приносило им удовольствие: работу во Втором Национальном Банке вряд ли кто-нибудь назвал бы интересным и увлекательным занятием. Затем это прошло, осталась какая-то снисходительная подозрительность в глазах и словах служащих. Герр Баухович не замечал несчастливые дни Шнютце до поры до времени. Выражать явное неудовольствие Шнютце не имело смысла: он каждый день демонстрировал неограниченное трудолюбие, позднее всех задерживался на работе и больше всех брал внеплановую работу на дом. В конторе ходили разноречивые слухи. Рассказывали, что герр Шнютце употребляет наркотические средства. Рассказывали, что у него психическое отклонение на сексуальной почве. Говорили, что у него обострилась шизофрения... Много чего говорили.
Со временем отношение к Шнютце ухудшилось как со стороны сотрудников, так и со стороны начальства. Ему стали меньше платить, перестали доверять дела маломальской значимости. Сотрудники избегали его и здоровались с официальным выражением на лице. Двери начальника перестали открываться перед Шнютце: они закрывались в тот самый момент, когда ему надо было увидеть герра Бауховича или его заместителя, доктора Айхсмана. Начальственные секретарши открыто посмеивались при появлении Шнютце, а затем с садистским удовлетворением называли ему перечень причин, по которым ни герр Баухович, ни доктор Айхсман не могли его принять. Даже дворник, что подметал улицу вокруг. Второго Национального Банка, перестал обращать внимание на несчастного Шнютце. Однажды дворник намел мусор прямо ему на ноги - словно это был не живой человек, а фонарный столб. На резкое слово Шнютце дворник никак не отреагировал. Дворник сделал вид, что ничего не услышал. Он повернулся и насмешливо замахал метлой. На повторное замечание разгневанного Шнютце дворник ответил в таком смысле, де, смотреть нужно под ноги, а не шляться где попало... Шнютце задохнулся от ярости. Ярость душила его. Он промолчал...
Калека, сидевший у подземного перехода уже четвертый год в надежде получить звонкую мелочь, которому и дела не было, кто проходил мимо его замызганной шапки, - и тот стал выражать неудовольствие при появлении Шнютце. Калека перестал протягивать ему шапку (раньше это сильно досаждало и раздражало не выспавшегося Шнютце). Калека отводил в сторону свою шапку и корчил противные рожи. Однажды Шнютце рискнул бросить мелочь калеке - что его дернуло совершить такой бессмысленный поступок, он не знал. Калека привычно отвернулся, и мелочь, радостно звеня, ускакала по ступенькам вниз. Вслед Шнютце раздались грязные ругательства... Больше Шнютце не повторял свой опыт с мелочью...
Полицейский, добродушный пожилой толстяк, что когда-то вежливо здоровался с ним каждое утро, однажды несправедливо оштрафовал Шнютце. Штраф был выписан ошеломленному Шнютце за чей-то окурок, брошенный мимо урны. Как ни доказывал он полицейскому, что это не его рук дело, ничего не помогало. Полицейский с каждой минутой мрачнел все больше. Скоро Шнютце заметил в его недружелюбных глазах растущее подозрение: Шнютце только выдает себя за сотрудника Второго Национального Банка. Никакой он не сотрудник, а опасный преступник, которому с помощью коварных и бессовестных манипуляций так долго удавалось скрывать свою преступную личину от органов правосудия... Шнютце ужаснулся и тут же согласился с выдвинутым в его адрес обвинением. Он заплатил штраф и под подозрительным взглядом полицейского торопливо вошел в здание Банка.