Погоня за "Энигмой". Как был взломан немецкий шифр
Шрифт:
12 марта Лангер вместе с остальными членами своей группы предпринял очередную попытку попасть в Испанию. На этот раз было решено воспользоваться услугами проводника, которого им порекомендовали в полиции Тулузы. Только поляки сели на поезд, чтобы добраться до небольшого приграничного селения, откуда должен был начаться их пеший переход через границу с Испанией, как немцы начали проверку документов у пассажиров. Лангер, Ченжский и остальные спешно покинули поезд.
Несмотря на неудачу, на следующий день поляки решили воспользоваться тем же самым маршрутом. Однако на этот раз планировали ехать не на поезде, а на такси.
В 14.30 связной вернулся и объявил полякам, что их проводником будет Гомес и что маршрут придется изменить. Лангер сказал, что не доверяет Гомесу, но связному каким-то образом удалось убедить его, что Гомес заслуживает доверия.
В 16.00 пришел Гомес и заявил, что грузовика не будет. Но тут Лангер занял твердую позицию и сказал, что если к 18.00 грузовик не приедет, он откажется иметь дело с Гомесом.
В 19.00 грузовик с поляками выехал в направлении франко-испанской границы. Однако они успели проехать всего три километра, как грузовик окружили немцы на мотоциклах и стали палить в воздух из автоматов. Лангер и его товарищи были арестованы.
Об аресте польских дешифровальщиков Бертран и начальник французской контрразведки Поль Пейоль узнали не сразу. Бертран считал, что полякам удалось бежать за границу. Когда ему принесли половину 20-франковой купюры, подписанную Лангером, он немедленно заплатил требуемую сумму. Сведения о задержании Палльтха и группы Лангера просочились к Пейолю и руководителю Секретной разведывательной службы Англии Стюарту Мензису лишь месяц спустя. Тогда же Бертран сообщил им об аресте Рудольфа Лемуана.
17 марта Лемуан, находившийся под домашним арестом в парижской гостинице «Континенталь», начал давать показания. В течение нескольких дней он рассказывал, при каких обстоятельствах познакомился с Гансом Шмидтом, как тот передавал сотрудникам Второго бюро (французская разведывательная служба) руководства по «Энигме», информацию о планах перевооружения Германии и другие секретные данные, источником которых в основном служил его брат Рудольф, занимавший довольно высокий пост в немецкой армии. Лемуан не утаил ничего.
20 марта Лемуан подписал данные им показания. О Гансе Шмидте в них говорилось следующее:
«Его работа на Второе бюро длилась около десяти лет. Он ушел из шифрбюро министерства обороны Германии за два года до начала войны… Я пытался заставить его завербовать своего брата. Он сказал, что это невозможно. Если бы у его брата возникло хоть малейшее подозрение о том, чем он занимается, тот немедленно пристрелил бы его… Его жена тоже не знала, что он работает на Второе бюро. Шмидту всегда не хватало денег. У меня создалось впечатление, что в последние два года наших выплат ему было недостаточно. Должно быть, он вступил в контакт с другой иностранной разведкой».
Ознакомившись с показаниями Лемуана, начальник немецкой военной разведки Вильгельм Канарис распорядился немедленно арестовать Ганса Шмидта.
Незадолго до того
1 апреля 1943 года Гизела договорилась встретиться с отцом в этой самой квартире. Но когда она приехала туда, ее встретила заплаканная домовладелица и сообщила, что Шмидт арестован гестапо, а в квартире был обыск. Гизела поспешила в гестапо, чтобы узнать, чем может помочь своему отцу. Но Гизеле мало что удалось узнать — в гестапо ей сказали, что во Франции найдены какие-то документы, компрометирующие ее отца.
Гизела позвонила своему брату Гансу. Они договорились встретиться в доме Рудольфа в пригороде, чтобы обсудить создавшееся положение. Увидев брата, Гизела поняла, что он напуган до смерти. Именно по совету отца Ганс-младший вступил в национал-социалистическую партию, и теперь оказалось, что Ганс-старший предал дело, служение которому так рьяно проповедовал.
Членам семьи так и не сообщили, какое преступление совершил Ганс Шмидт. Через влиятельных знакомых они просили содействия у главнокомандующего люфтваффе Германа Геринга, и тот даже пообещал помочь. Но позднее Шарлотте передали, что руководивший гестапо Генрих Гиммлер запретил Герингу вмешиваться в это дело.
Гизеле было разрешено навестить отца в тюрьме. Шмидт слегка похудел, но в остальном выглядел вполне здоровым человеком. Разговаривали они мало, поскольку не хотели проговориться о чем-либо, что впоследствии могло быть использовано против них. Шмидт попросил Гизелу забрать домой его теплое зимнее пальто, а взамен принести куртку. А прощаясь, улучил момент, когда охранники отвернулись, и шепнул Гизеле, чтобы она разрезала подкладку у левого рукава пальто — там, по его словам, находится нечто очень важное.
Вернувшись домой, Гизела распорола подкладку и нашла записку отца с просьбой принести ему цианистый калий. В записке ничего не говорилось о том, зачем ему понадобился сильнодействующий яд, но и так все было ясно. Гизела решила обратиться за помощью к своему учителю химии, надеясь, что он проявит сочувствие к человеку, бросившему вызов нацистам, или, наоборот, захочет отомстить тому, кто столько лет им служил. Ее надежды оправдались: учитель химии передал Гизеле несколько пилюль и заверил, что их вполне хватит, чтобы свести счеты с жизнью.
Однако Гизела так и не получила разрешения увидеть отца. Она зашила коробочку с пилюлями в рукав отцовской куртки и передала ее в тюрьму. Позднее Гизела узнала, что яд был обнаружен тюремным надзирателем. Пытался передать яд отцу и Ганс. Неизвестно, была ли его попытка более удачной, чем попытка сестры. Возможно, власти специально позволили Шмидту свести счеты с жизнью, чтобы не проводить тщательного расследования и не доводить дело до суда. Так или иначе, но в сентябре Гизелу попросили прийти в тюрьму на опознание. Ее отец лежал на деревянном топчане, накрытый одеялом. Гизела приподняла одеяло, чтобы посмотреть, нет ли на теле следов пыток, но ничего не заметила. Худоба была единственной переменой в отце, которая сразу бросилась ей в глаза.