Пограничная застава
Шрифт:
Весть о начале войны застала меня дома. Когда появился Скляр и, тряхнув меня за плечо, сказал: «Кажется, началось», я понял, что случилось что-то серьезное. Обычно я не надевал клинок, стоявший в углу комнаты. На этот раз и его прихватил с собой. Связисты уже опробовали телефон на командном пункте в подвале заставы. Пулеметчики и стрелки заняли траншеи. В пять утра позвонил капитан Щербаков. Комендант распорядился вскрыть секретный пакет, стянуть с границы наряды. Я доложил, что застава заняла оборонительный район, но противника не видно.
— На других участках
Сразу после разговора я вскрыл засургученный печатями конверт и нашел в нем документ, в котором излагалось, что следовало делать в случае войны. Заставе, в частности, предписывалось трое суток удерживать государственную границу, затем, с подходом частей Красной Армии, отойти в глубь нашей территории, к городу Стрыю. Познакомив с содержанием пакета Скляра, ставшего к тому времени уже политруком, я сказал:
— Ну, Максим, начнем выполнять, что нам предписано.
И, открыв сейф, где хранились документы, заранее собранные в небольшие брезентовые мешки, приказал старшине Вершинину, пограничникам Хретинину и Вьюгову вынести документы во двор и сложить в железную бочку, что стояла между заставой и конюшней. Затем Вьюгов облил мешки бензином, я зажег спичку и бросил в бочку.
В полдень было передано официальное сообщение о нападении фашистской Германии на Советский Союз. Оставив в окопах дежурных пулеметчиков, я собрал пограничников на митинг. Первым выступил Толчинский. Невысокий, ладно скроенный политрук, успевший за эти дни понравиться пограничникам своей общительностью и жизнерадостностью, говорил с подъемом:
— Поклянемся же, товарищи, что мы не посрамим пограничной чести и ни на шаг не отступим от границы. А если потребуется, отдадим жизнь за нашу советскую землю!
Потом выступали другие. Бойцы давали клятву не отступить, тут же писали записки о верности Родине и вкладывали их в медальоны. Старшина заставы Михаил Вершинин зачитал заявления о приеме в партию. Их написали сержант Иван Беляев, пограничники Георгий Лючев, Геннадий Вьюгов. Их примеру последовало около двадцати человек. 22 июня дважды на заставе проходило партийное собрание с одинаковой повесткой дня — прием в партию. Однако события развернулись так, что многие из бойцов героически погибли, так и не получив партийных билетов.
Я часто думаю о том, как высок был боевой дух пограничников. И не только тех, кто уже прослужил на границе значительный срок и познал нашу тревожную службу, неоднократно вступал в схватки с нарушителями государственной границы, но и молодых пограничников, по сути еще вчерашних школьников, рабочих, колхозников. Им было немногим более восемнадцати лет, а на границе они прослужили всего несколько месяцев. Однако все были полны решимости вступить в бой с врагом, какими бы силами тот ни располагал. Каждый из бойцов сознавал, что за его спиной колхозные поля, заводы, города и села любимой Родины.
28 июня мы получили приказ, согласно которому нам следовало прибыть в местечко Синевудско-Верхнее, где сосредоточился
До станции Синевудско-Верхнее добрались поздним вечером следующего дня. Близ железнодорожного туннеля дымил бронепоезд. Подразделения отряда располагались на высоте, поросшей сосняком. Здесь же стояли повозки, табунками паслись кони, повсюду сидели и лежали бойцы. Мы разыскали свою комендатуру. Никто не знал, надолго ли мы тут остановились, будем отходить или наступать, какова обстановка на фронте, где немцы.
Над лощиной лениво плыл туман. Затих людской гомон. Мрак сплошной пеленой окутал все вокруг. Лишь где-то вдали слышались затяжные вздохи бомбежки.
Вот уже сколько лет прошло со дня нашего боевого крещения, а память удерживает каждую подробность первого столкновения с противником. Не раз приходилось встречаться с теми, кто участвовал в том бою. И они вспоминали о первой схватке с врагом, словно она была только вчера…
Наверное, лучше всего начать рассказ о том первом бое со строк документа: «В 1.00 от командира 13-го стрелкового корпуса получен новый приказ: силами 2, 3 и 4-й пограничных комендатур запять прежний участок границы».
Около двух часов ночи меня разыскал связной из штаба отряда.
— Вас и политрука заставы срочно вызывает майор Врублевский.
В штабной палатке уже находился наш комендант капитан Щербаков. Он стоял у входа, а за складным походным столом на небольшом зеленом ящике для штабных документов сидел начальник штаба нашего пограничного отряда Врублевский.
Мы доложили о прибытии.
— Очень хорошо, — сказал Врублевский, — как настроение у пограничников?
Я сказал, что бойцы заставы готовы выполнить любой приказ; единственное, что гнетет их, — это отход от границы без боя.
— Ну вот и хорошо, — улыбнулся Врублевский и разгладил ладонью лежавшую перед ним карту, — получено сообщение, что части Красной Армии перешли в наступление. Нам приказано занять прежний участок государственной границы. Ваша застава пойдет первой. Двигаетесь через город Сколе и село Тухольку до места дислокации штаба комендатуры. Там ожидаете подхода остальных застав.
Врублевский немного помедлил, скользнул взглядом по карте и обратился к капитану Щербакову:
— Выделите в распоряжение лейтенанта Паджева три автомашины. Выступаете через тридцать минут.
Полученный приказ пограничники заставы восприняли с нескрываемой радостью. Особенно бойцы гордились тем, что командование отряда доверило выступить первыми личному составу 10-й заставы.
— Ну вот и снова домой, — заметил пограничник Хретинин. — Зря, братцы, роптали. Наш оборонительный район еще сослужит нам добрую службу.
Не мешкая, мы забрались в автомашины и двинулись к границе. Рано утром уже были в Сколе. А затем, отъехав от города километров шесть, достигли окраины села Корыстышева. И тут где-то впереди глухо ударили горные пушки. Видимо, они уже были пристреляны по дороге. Несколько разрывов один за другим ковырнули булыжник в сотне метров от головной машины. Мы дали задний ход и, свернув за выступ горы, остановились.