Пограничная застава
Шрифт:
Быстро разрезав у Золотенкова окровавленную гимнастерку, Таня забинтовала ему грудь и, положив его на плащ-палатку, потащила в тыл.
Яростно сражались пограничники. Были подбиты еще две бронемашины и уничтожено несколько десятков гитлеровцев. Иван Абрамов и Егор Полухин были трижды ранены, но продолжали вести огонь. В критическую минуту лейтенант Давиденко и младший политрук Сова подняли заставу в контратаку, их примеру последовала вся комендатура, и враг отступил.
Вечером хоронили погибших бойцов. На митинге выступил Тимофей Сова. Произнесенные им слова кипели в груди у каждого
— Придет час расплаты, — сказал Тимофей. — Мы ничего не забудем и не простим врагу. Мы еще вернемся на родную границу. Лучшие из нас не даром отдали свою жизнь. С нами партия! Мы победим!
Еще короче было выступление Бориса Шалыгина:
— Над могилой павших товарищей клянусь до конца мстить фашистам. Я подаю заявление в партию, чтобы завтра идти в бой коммунистом.
В тот вечер в парторганизацию комендатуры поступило сорок восемь заявлений.
Уже стемнело, когда военком комендатуры Серафим Насонов зашел в медпункт навестить раненых, поговорить с бойцами. Уходя, сказал Тане Сове:
— Никогда бы раньше не подумал, что в такой хрупкой девчушке может оказаться столько мужества. Самые мужественные сегодня подали заявления в партию. А что ты думаешь на этот счет?
Таня вспыхнула:
— Я бы с радостью, но кто же даст мне рекомендации?
— Я первый, — сказал Насонов. — У нас в комендатуре не найдется человека, который бы не поручился за тебя.
На другой день, уже в Оргееве, в час недолгого затишья, провели партийное собрание. Татьяну Сову, Бориса Шалыгина и еще нескольких бойцов приняли кандидатами в члены партии.
Каларашский погранотряд в составе 9-й армии в силу обстоятельств выполнял роль арьергарда, то и дело вступая в бои с передовыми подразделениями фашистов.
Комендатура, в которую входила 13-я застава, оказалась на одном из самых тяжелых участков. Своих сил у комендатуры было мало. Но по пути к ним присоединялись отставшие от своих частей пулеметчики с пулеметами, артиллеристы с орудиями и даже танкисты с танками. Комендант старший лейтенант Антон Валькевич принимал их под свое командование, и постепенно у пограничников оказалось восемь танков, две батареи полковых орудий, три бронемашины.
В начале августа остановились у села Песчаного, на севере Одесской области. Антон Валькевич стал готовиться к обороне: приказал вырыть три линии траншей, танки зарыть в землю в центре обороны, батареи расставил на флангах.
Два дня и две ночи шла напряженная работа, люди выбились из сил, но оборона была готова к сроку.
Впереди расстилалось пшеничное поле. Боевое охранение, прикрытое стеной золотистых, налитых зерном колосьев, высматривало врага…
Около полудня на дороге, пересекавшей поле, появились мотоциклисты в сопровождении двух бронемашин. Это была вражеская разведка. Валькевич не хотел раньше времени раскрывать противнику свою оборону и приказал не стрелять. В бой вступило только боевое охранение — пятеро бойцов во главе с Борисом Шалыгиным. Борис дал несколько длинных очередей из пулемета, два передних мотоциклиста кубарем полетели в кювет.
Фашисты не предполагали встретить
Гитлеровцы скоро поняли, что им преграждает путь горстка советских бойцов. Дерзость этой горстки привела их в бешенство. Они развернули бронемашины и стали прочесывать пшеницу.
Алексей Давиденко по распоряжению Валькевича послал связного передать Шалыгину, чтобы отводил свою группу назад.
— Отходите, я прикрою вас, — сказал Шалыгин товарищам, находившимся с ним.
Никто не тронулся с места. Все понимали, на что идет Шалыгин.
— Ну что стоите?! — прикрикнул он на них. Затем усмехнулся. Лихорадочные огоньки сверкнули в его черных глазах. — Мне легче, чем другим, по мне панихиду служить некому.
Он бросился вперед, туда, где шуршали в пшенице сапоги фашистов. Борис перебегал в пшенице с места на место и косил гитлеровских солдат длинными очередями. Над ним свистели пули, одна впилась ему в ногу, но и раненный, он продолжал бой. Он играл со смертью, презирая ее. В момент, когда вторая пуля, ударив грудь, опрокинула его на спину, рядом проходила бронемашина. Фашист-водитель развернул ее и повел на Шалыгина.
Сразу все затихло в пшенице. Гитлеровцы выехали на дорогу и скрылись.
Узнав о гибели Шалыгина под колесами бронемашины, младший политрук Сова замер, кровь отхлынула у него от лица. Он медленно снял пропыленную, пробитую пулями зеленую фуражку, за ним и все бойцы заставы обнажили головы. Минуту стояли молча. Потом Тимофей прошептал:
— Прощай, Боря. Мы живы только потому, что у нас есть такие бойцы, как ты. Мы золотом напишем твое имя в списках коммунистов, не вернувшихся с войны.
Из-за пшеницы показались танки. Развернулись широкой цепью и идут прямо на передний край обороны комендатуры, а за ними движутся густые цепи автоматчиков.
Старший лейтенант Валькевич приказал артиллерии открыть огонь. Первыми заговорили танки, зарытые в землю. Они били прямой наводкой. Потом загрохотали полковые орудия, застрочили пулеметы, загремели винтовочные залпы, отсекая вражескую пехоту от танков. Загорелась одна стальная громада с паучьими крестами на башне, потом другая, третья… Но враг продолжал наступать, не считаясь с тяжелыми потерями. И пограничники несли большой урон. Уже были выведены из строя четыре танка, замолкла батарея на правом фланге. К вечеру фашисты ввели в бой новые силы — десять танков и роту автоматчиков. Завязалась смертельная схватка.
Решив, что санинструктор справится с ранеными в хате и без нее, Таня уговорила военкома Насонова взять ее на танкетку и с ним доехала до третьей траншеи. Здесь Насонов оставил Таню, а сам поехал вперед. Валькевич готовил контратаку силами 12-й и 13-й застав. В критической обстановке военком вместе с младшим политруком Совой решили возглавить бой.
Перебежав через поле, Таня оказалась у второй траншеи и стала разыскивать раненых. Она видела, как вражеские танки и автоматчики ворвались в первую траншею, как отступили бойцы комендатуры. Над полем боя стоял сплошной грохот.