Пограничник
Шрифт:
Кажется, я застонал, а Анабель противненько захихикала. Дорофей же продолжал цитировать, видимо, некого знакомого мне пьяного попаданца, причём данная цитата относилась отнюдь не ко творчеству Демокрита:
— «Атом карбона — основа всего живого, всей живой материи. Обозначается буквой «цэ». Атом сей основа любого живого тела, любого растения. Эти атомы соединяются друг с другом, а также с другими атомами, образуя большие-большие… Мо-ле-ку-лы, — слово сложное, но он запомнил, курилка. — Газ, который мы вдыхаем, называется оксигенум, пишется «о». А есть ещё газ, гидрогенум, вместе с оксигенумом образует воду, это «аш». — Анабель прекратила веселиться, лицо её посерьёзнело, сама она напряглась. — А ещё есть газ, который мы вдыхаем, но который тело выдыхает обратно — это нитрогенум, он
— Что ещё он говорил? — сурово, сверкая глазами, спросила лекарка, и Астрид от её вида отшатнулась, пытаясь понять, что плохого только что произошло и чего ждать дальше.
— Что все эти… Жиры и углеводы в огне соединяются с оксигенумом и образуется углекислый газ, — простодушно продолжил Дорофей, а что ему ещё оставалось? — Тот газ, который мы выдыхаем. «Цэ-о-два». На один це — два о.
— Ну-ну, — кивала лекарка. «Продолжай-продолжай».
— Так я почти всё и сказал! — понял, что выдал что-то не то Дорофей, но пока не понял, что, и решил уйти в отказняк. — Железо в руде, обозначается «фэ», содержит примеси. Но главная примесь — это оксигенум. Он в руде соединён с железом, и вместе они превращаются в ржавчину… Оксид! Во! — хлопнул он глазами, процитировав ещё один термин. — И чтобы отсоединить оксигенум от железа, в домне его соединяют с карбоном, то бишь углём, и карбон забирает оксигенум себе, превращаясь в углекислый газ, оставляя железо без примеси. Но токма сам карбоний коварный, он в жидком железе тоже растворяется, kak ta padla, науглероживает его, и получается чугуний. И если ты хочешь его оттуда достать, надо чугуний снова разогреть в печи и дуть на него воздухом, то есть оксигением. Тогда карбоний становится углекислым газом, а железо — чистым.
А вот железо с оксигеном, пока горячее, соединяться не хочет. А потому надо две печи делать — домницу для науглероженного чугуния, и горн для стали». Вот и всё…
Под взглядом Анабель Дорофей, матёрый человечище, здоровенный мужик, мелко задрожал и отступил на пару шагов, оглядываясь, чтобы не сверзнуться с пятиметровой высоты.
— Рома, твою мать! — обернулась эта прелесть ко мне, зашипев, как змея. — Рома, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?
Я вздохнул и развёл руками.
— Мишель, гадом буду, НЕ ПОМНЮ этого. Пьяный был.
— Дык, оно ж того, сеньорита, всё ж правда. Всё ж подтвердилось, — заступился мастер, пытаясь хоть как-то помочь мне избежать гнева разъярённой львицы. — А мы никому не скажем, при себе пергаменты держать будем! Никому ж не показываем!
— Не хочешь, чтобы ОНИ дошли до всего сами? — сузились глаза прелести. — Не даёшь им развиваться самим и самим родить из себя Паскалей и Лавуазье?
— Мишель, — усмехнулся я, и не думая трястись от страха, — у моего отца в ящике стола лежит пистолет. Дульнозарядный. И порох в кисете. И свинцовые пули. — При этих словах стоящая недалеко Астрид вскинула мордашку. — Какие нахрен Лавуазье, тут давным-давно прогрессорство во всю ширь, у местных нет шансов! А ещё Феррейрос, к твоему сведению, выложен не просто из стен, — продолжал давить я, повышая голос. — В смысле его укрепления — не просто каменные средневековые стены. Это пятиугольные бастионы, без башен, мать его! Предназначенные для выдерживания обстрела осадной артиллерии! Которой в этом мире пока что нет, я не слышал ни слова про что-то подобное. И ещё к твоему сведению, все двенадцать фронтиров на Лимесе построены по той же схеме.
— Это крепости, мать твою, — заорал на неё я, — с кирпичными бастионами, способные выдержать обстрел пороховых пушек! Какие к чёрту Лавуазье, если им сюда кто-то и порох уже притащил, и стратегию защиты от порохового оружия? Я ягнёнок, который пытается дать шанс хоть как-то защититься от этих монстров! Теперь будешь наезжать?
— Я-а-а-а… — ошарашено залепетала она и замолчала.
— Кто-то апгрейдит этот мир и без нас, до нас, — успокоившись, тише продолжил я. — Активно прогрессорствует. Подозреваю, что проблема у них с селитрой. Серу тут добывают, как и фосфор — это Рикардо до меня знал. А где селитру брать — мы, дети эпохи танков, самолётов и авиабомб, не помним. Давно это было. А то бы тут уже вовсю пушки грохотали.
— Но-о-о-о-о… — снова попыталась возразить она, и снова мимо.
— ТЫ знаешь, как получить селитру? Для пороха? — пронзил я её взглядом. Она не выдержала и опустила глаза.
— Из мочи. Больше вариантов не знаю. Хотя они наверняка есть, просто… Ты прав, мы просто не знаем, как наши предки это делали. — Тяжёлый вздох. — Какие-то месторождения были? А тут нет?
— Чёрт знает. — Я пожал плечами. Вздохнул, прогоняя прочь напряжение. Не надо ссориться и обострять. — Но насколько могу продвинуть химию — продвину. Хотя бы у себя в замке. Тем более, мало что могу. Я ж ни хрена не помню! Я больше по социологии и политологии.
— Угу, и экономике. И оружейному делу, — поддела она. — И по военному делу. Тактике и стратегии. Не прибедняйся, Рома.
Развёл руками:
— Не поверишь, всё это тут проснулось. На ходу идеи рожаю. Но химия — точно не моё. Помоги с нею ребятам.
— Химия? Может алхимия? — спросила, услышав знакомое слово, Астрид.
— Вашсиятельство, а пойдёмте уже бухать? — крикнул Сигизмунд снизу, услышав, что мы кричим, говорим на повышенных тонах, разряжая тем самым обстановку, как было в его силах.
— А пойдём! — улыбнулся я Дорофею и лекарке. — Там всё и обсудим.
Пьянка удалась.
Пергаменты мне показали. Там были подробности уже сказанного, но несущественные. Когда разомлели от алкоголя, начали дружно обсуждать что-то на высокие темы, и в них я потерялся. А вот подвыпившая Анабель начала отстрачивать коры, что-то там сеньорам надиктовала, что, скорее всего, станет причиной следующей технической революции. На закуску нарисовала на писчей доске (которая, подозреваю, была заранее внесена сюда опытными мастерами — вдруг опять будем обсуждать вундервафли) формулы разных веществ в виде подписанных атомов. А на закуску — развёрнутую объёмную формулу сахара. Два шестигранных цикла из атомов «цэ», один переходящий в другой, со связями к атомам кислорода и водорода.
— О как! — мгновенно подхватились мастера, и кто на чём мог, принялись переписывать себе эдакое откровение.
Из разговора понял, что она пыталась объяснить всем, что та еда, что мы кушаем, сгорает в утробе, выделяя энергию, как если бы она горела в печи. Только медленно сгорает, полезно для организма. Что-то там было про «цикл трикарбоновых кислот» и «окислительное фосфореллирование», но и эти слова я привожу только потому, что Дорофей и его мастера их старательно за светочем биохимии записали. Ни хрена не поняв, но то фигня — не они, так потомки разберутся. Эта энергия, дескать, идёт нам на обогрев тела и на силу мышц. Но количество её ровно то же, как если мы в печку всё покидаем. Вона какой господь мудрый, как лихо всё закрутил, оказывается! «Ещё круче, чем мы все раньше думали, безгранична мудрость его!» Все покивали и согласились — толково господь придумал, голова! Разумеется, мы всё это приводили как аргументы за сотворение мира, ибо любое заикание о дарвинизме и эволюции от обезьяны — и проблем с церковью и общественным мнением не оберёмся, лучше не рисковать. И так наговорили тут на сожжение на площади в Овьедо, напротив резиденции епископа.
Потом пошли в кузню, смотреть брони. Об этом завели разговоры бароны — как дорогих гостей, я не мог не взять их на осмотр металлургического кластера. И не зря — сеньоры впечатлились и масштабом, и технологиями. «Шайтан-машина», приводящая молот в движение от колеса, очень всем зашла на ура. А доспехи и впрямь зачётные получились. Я не особо в них спец, но память Рикардо говорила, что да, в сравнении с большинством местных неплохи.
— Оно как, — комментировал Дорофей, постукивая пальцем по поверхности очередной кирасы, — у нас благодаря новым печам выходит, что шлака внутри мало. Особливо если старую сталь заново перегоняем — вообще чистая-пречистая. А значит не надо на молоте её часами долбать, дочищать. Нет, долбать-то долбаем, как иначе, но благодаря печам, граф, очень много сил кузнецов экономится, и молот вместо чистки у нас под ксперменты с нагрудниками идёт. Тихон сам по себе кспрментирует, а мы тут у себя — сами.