Пограничное состояние (сборник)
Шрифт:
— Третий взвод! Знаете, товарищи курсанты, с это… был такой великий педагог, Сухомлин.
— Не Сухомлин, а Сухомлинский, товарищ капитан. Сухомлин — это курсант с пятого взвода…
Женя, Женя, ну кто тебя вечно за язык тянет. Нарвешься сейчас.
Шура хмыкнул, помотал головой, но не стал отвлекаться.
— Ну так вот, товарищи курсанты! Я вот тут думаю… Что-то я тут с-этовался со всеми с вами, стою вот сейчас перед диалеммой…
— Перед дилеммой, товарищ капитан…
Что-то щелкнуло у капитана в голове, хрустнуло так…
— Ну в отношении вас, то-ва-рищ Бо-ро-вик, я перед диалеммой
Надо отдать должное — вы будете смеяться, но за первый курс наш взвод стал отличным! И на втором, когда старый ротный уходил в академию, Шура остался временно исполняющим обязанности командира роты.
«Ему еще только сорок один, а смотрите, смотрите — он уже целый капитан! Карьерист, однако…» И тут вот оно. Фортуна! Нашему «вечному» капитану засветил, забрезжил МАЙОР.
Мечты, мечты… Как он старался! Да только судьбу не обманешь. «Фортуна нон пенис, ин манус но реципи». За первые два месяца его временного исполнения обязанностей рота дала 37 пьянок. Времена были суровые, андроповские. Сколько пьянок — столько отчисленных. Этого Шуре комбат не простил… Денисыча «сослали» в батальон обеспечения. Уже навсегда. До пенсии… А мы потом, до самого выпуска, были только отличным взводом.
На выпуске он стоял не в нашем строю. Он вообще не стоял в строю.
Он был в гостевых рядах и, улыбаясь, махал нам рукой…
Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту..
Через двадцать лет мы увиделись на встрече выпускников нашего батальона. Были все курсовые офицеры. Комбат, ротные. Был и Шура. Заметив группу выпускников третьего взвода, подошел к «своим»:
— Ну что, рас-звез-дяи, не обижаетесь на старика, с это?..
— Да ладно, Александр Денисыч, ты что! Ты брось это! Все ж на пользу…
А за столом, когда пришла его очередь говорить тост, он сказал:
— Я имею право тут говорить. Я тут из вас один такой — шестнадцатилетний капитан…
Шура, Шура… Александр Денисович…
Он и правда имел это право.
Наш Вертолет. Заслуженно. Я знаю…
Ван Гог!
За окном лектория мело снегом совсем не по-ноябрьски.
Значит, утром — аврал. Значит, командиры уже договорились с вениками-метлами, лопатами-«самолетами» и ломами. И с утра будем соединять пространство и время — работать «отсюда» и до завтрака, от сих и до отбоя, очищая ступеньки, дорожки, плац, спортгородок, да мало ли еще чего от снега и льда. Выравнивая по фронту, по высоте и углам снежные сугробы, вынося «лишний» снег плащ-палатками за территорию любимой «бурсы».
Потому что снег и лед — это жуткий аллерген, это страшная, практически непреодолимая фобия нашего командования. Ну не могут они спокойно взирать на это «безобразие». Они, наше командование, от этого как-то сразу покрываются красными пятнами, срываются на крик, начинают судорожно подрагивать, подергивать головой и задыхаться.
И только вид серых шинелей, с упорством муравьиной семьи носящихся за окном с лопатами наперевес, выводит их из истерично-спазматического состояния. Все озадачены, озабочены. Снежинки еще в полете выстраиваются в шеренги, колонны, чтобы плотно и управляемо залечь в пирамиды, кубы, параллелепипеды практически совершенной формы. Наше командование излечимо только контролируемой, хорошо и,
— Пятая рота!!!
Что-то вечер начинает складываться напряженно… Столько металла в голосе и пунцовости в лице нашего «главкома» мы еще никогда не видели. И кстати, что это за голая баба на доске нарисована?
— Пятая рота пропилась!! Вопреки воинскому уставу, вопреки железной воле командиров всех степеней. Тридцать семь зафиксированных пьянок за два месяца. Я так думаю, что могло быть и хуже. Ладно. С этим уже все понятно. И вам, и мне уже все популярно объяснено. Неоднократно. Бог с вами, золотые рыбки. Хотите пить — будете. Но за «забором». После того как дослужите маме-Родине то, что положено. Воля ваша.
Это у нас такое лирическое вступление. Прелюдия, фа-мажор. Еще не вокал, но уже эскиз к нему. Этим нас уже не удивить. Странно другое — по данным «ротной разведки», сегодня пьяных не обнаружено. Тогда зачем эта ария? К чему такое эмоциональное начало? Партия ВрИО командира роты исполняется не впервые. Но…
Товарищ капитан, продолжайте, мы уже заинтригованы! Хм-м, а баба, между прочим, нарисована довольно неплохо, чувствуется, с душой. Со всей, так сказать, нерастраченной любовью. Даже, л бы сказал, с настроением и не без таланта.
— Но я собрал вас сегодня не по этому поводу…
Ну, это мы уже догадались. Дальше, дальше…
Тьфу, блин, интересно, какая сволочь эту голую бабу здесь нарисовала? Невозможно сосредоточиться, невозможно внимать начальству со всем почтением при таком отвлекающем факторе. Грудь очень хорошо прорисована, бедра. «Изгиб бедра, облитый лунным светом…» Неплохо, неплохо… Пропорции соблюдены, есть изюминка…
— А собрал я вас, товарищи курсанты, чтобы еще раз восхититься вместе с вами тому многообразию творческой мысли и «криминальных» талантов, которые нас окружают Кобылинский, встань, расзвездяй! Иди сюда, драгоценный мой пусть товарищи на тебя посмотрят…
Шура Кобылинский, почти двухметровый мальчик с повязкой дневального по учебному корпусу, понурившись, вышел к трибуне.
— У товарища Кобылинского, пятая рота, неожиданно проснулся талант изобразительного искусства. Вот так внезапно взял и проснулся! Он у нас художник, оказывается! Юное дарование! Кобылинский, вы не Суриковское училище случайно заканчивали? Нет? Странно… Может, у вас это наследственное? В роду художники были? Ну, там пейзажисты-портретисты различные? Графики, сюрреалисты?
Вон оно что! А мы то думали — откель здесь баба-раскрасавица?
— Ну что вы, как рыба об лед, молчите? Расскажите же, будьте любезны, поведайте товарищам, как дошли до жизни такой.
— А чего такого? Я ж так… Кто ж знал, что так получится? Я ее только стереть хотел, а тут…
— Тут, там!!! Кобылинский, лучше б вы водки напились и упали прямо на КПП лицом в снег! Или в самоволке попались бы патрулю, что ли… Вундеркинд вы наш недостреленный! Художник-передвижник! Шишкин-пышкин-залупышкин-хворостин-звездин-гвоздин! Ван Го-ог, мать вашу..