Погребенные. Легенда о Маат
Шрифт:
– Я… богиня? – приподняв подбородок, спросила я. Бастет гладила мой лоб и перебирала волосы, а я лежала на её груди и тщетно боролась с сонливостью.
– Да, тушканчик.
– А люди…
– Есть боги, а есть люди, – убаюкивая меня перед сном, рассказывала она. Её мелодичный голос казался мне самым красивым из всего того, что я когда-либо слышала. Раньше моим любимым звуком был шелест песка и дуновение прохладного ветерка на закате, но теперь самым любимым стала она.
Бастет
Пока Сет не проиграл, а меня, как великую опасность и трофей, не забрали в Дуат. Там меня держали в заточении до тех пор, пока Осирис не пошёл против воли своей жены, Исиды, и не освободил меня.
Там, где её ноги касались пола, по жёлтому камню расползалась чёрная дымка. Откуда бы она ни пришла, она принесла с собой ночь и тени. Она принесла страх. Но страх сплёлся с восхищением так тесно, что стал неотделим от него.
Тело покрылось мурашками, а похолодевшие пальцы на ногах рефлекторно поджались. Я заёрзала на месте и отвела взгляд, но Бастет обхватила мой подбородок двумя пальцами и вынудила посмотреть ей в глаза: раскосые, идеальной миндалевидной формы, подведённые сурьмой.
– Маат, – прошептала она. – Ты нас всех так напугала.
– Чем? – прочистив горло, уточнила я.
Бастет покрывал чёрный плащ. Скинув капюшон, она заправила чёрные волосы за ухо и, натянуто улыбнувшись, крепче сжала мою руку.
– Смертные не могут жить в Дуате. Ты была так слаба, что Дуат принял тебя за одну из них. Нам удалось вернуть тебя в мир людей, пока процесс не стал необратимым.
– Процесс? Необратимым?.. – Я шумно сглотнула.
– Ты в замешательстве, знаю, но у меня мало времени, чтобы объяснить всё.
Никогда не видела ничего красивее её лица. То, как она говорила, как двигались её губы и блестели тёмно-карие глаза, создавало впечатление, что происходящее – сон. Реальность не могла вместить в себя столько прекрасного.
– Я ничего не помню, – прошептала я.
– Мы знаем. Амсет всё рассказал.
Его имя впилось в горло и стало душить. Я откладывала размышления о нём в самый дальний ящик, потому что знала… Знала, что не справлюсь со всем сразу.
– В Дуате настоящий переворот.
– Переворот? Из-за того, что души людей… – Окончить это предложение оказалось труднее, чем я думала. Поверить в сказанное – тем более.
– Две тысячи лет ни единая душа не могла попасть туда. Язык не проворачивался, так что всю работу пришлось возложить на брови, медленно поползшие вверх.
– Потому что две тысячи лет назад ты сбежала. – Голос Бастет дрогнул. Только теперь, немного привыкнув к её присутствию, я разгадала в её взгляде тревогу. Она смотрела на меня так, словно глубоко скорбела и была напугана не меньше, а может, даже больше, ведь отсутствие у меня воспоминаний не позволяло
– Почему я сбежала? – Спросить об этом в первую очередь казалось вполне логичным, но Бастет отрицательно закачала головой, будто говорила: «Не знаю» или «Не тот вопрос».
То, как она сжимала мою руку, напоминало, что у нас совсем нет времени, и я не стала добиваться ответа на первый вопрос, перескочив к тому, что раз за разом прокручивала в голове последние несколько дней:
– Кем были те, кто напал на нас?
– Ты заточила в Дуат весь пантеон. Тех, кто пытался схватить тебя, называют высшими богами. Богами, несущими службу в мире людей. Гор – первый сын Осириса. От него мы и прячем тебя здесь, в моём храме. Ни одно божество не может ступить на эти святые земли без моего позволения, как и люди, которые не почитают меня. Если кто-то попробует пробраться в храм, я тут же это почувствую, так что ты в безопасности. На время.
Гор. Я поморщилась и потёрла виски пальцами из-за резкой болевой вспышки. Его имя повторилось в моей голове ещё с десяток раз, но голос, называвший его, принадлежал мужчине.
Бастет потрясла меня за руку, помогая вернуться обратно до того, как случится непоправимое. До того, как тьма вновь поглотит меня.
– Но почему я ничего не помню?
– Ты отказалась от своих сил, когда сбежала из Дуата. Амсет рассказал нам, что охотился за тобой две тысячи лет, чтобы открыть врата, но ты перестала питаться душами людей, и силы покинули тебя. Твой истинный лик погиб, а ты сама поселилась в теле смертной.
– До Аники Ришар была Аманда Бэкшир, но и до Аманды были другие женщины. Те жизни я совсем не помню.
– Потому что с каждым перерождением ты теряла свои силы и память, пока в конечном итоге Амсет не нашёл Анику Ришар – слабую девушку, которой было легко манипулировать.
У меня дёрнулась скула.
– Он так сказал? «Слабая девушка, которой было легко манипулировать»?
– Он оказался не очень многословен, – поморщившись, поспешила закрыть тему Бастет.
Разминая кожу на тыльной стороне ладони большим пальцем, я словно старалась стереть невидимое пятно. Это немного отвлекало от желания застрелиться.
Бастет печально посмотрела на мои руки и трясущийся подбородок и прошептала:
– Мне очень жаль. Всё сложно. И у нас нет времени, чтобы ждать, когда ты будешь готова услышать правду, о которой забыла. Ты должна знать…
– Я готова.
Я не была готова, но день, когда у меня хватит на это сил, был далёк.
Бастет коротко выдохнула, украдкой посмотрела на дверь и придвинулась ко мне так близко, что её следующие слова осели пеплом на моей коже:
– Всё началось с твоего рождения. Сет и Осирис… Они воевали между собой, сколько я себя помню. Сет хотел править людьми, в то время как Осирис ставил себя вровень с ними. – Мне показалось, что ей захотелось фыркнуть, когда она сказала про Осириса. – Такой кровопролитной войны не видело ни человечество, ни боги. Половина старого пантеона погибла, и тогда Источник решил вмешаться. Он сделал Сета и Осириса равными друг другу: подарил им детей и наделил их силой обращаться к нему, к Источнику. Вы должны были привнести баланс в этот мир, должны были стать совершенной силой, истиной. Но Сет убил Осириса.