Погром в тылу врага
Шрифт:
– Какая боль, – с проникновенными нотками Арамиса вздохнул Максим. – Какая боль…
Он попытался пристроить трофейный «глок» в карман. Но карманы отдувались от оружия и боеприпасов. И он не придумал ничего лучшего, как швырнуть пистолет через дорогу в кусты,
– Искать! – прикрикнул он на копа. И как-то смущенно засмеялся. – Пошли, командир, нечего тут больше делать.
– А если найдет? – задумчиво вымолвил Олег, не принимавший участия в избиении. – А если мы пойдем, а он помповик из багажника выхватит?
– М-да? – озадаченно почесал Максим ухо. – Полагаешь, он
– Нет, не надо, пожалуйста… – с сильным акцентом забубнил коп. И вдруг он подскочил и, задыхаясь от страха, бросился в гущу кустарника на западной стороне дороги. Этой скорости позавидовал бы и гепард. Затряслись ветки, спортивное тело в бушлате пробуравило заросли и исчезло из вида. Десантники недоуменно переглянулись.
– Чего это он? – пожал плечами Болдин. – Испугался, что ли? Странный человек, мы же пошутили.
Десантники бежали дальше, теперь уж точно время поджимало. И как латышам удавалось с такой точностью засекать «злоумышленников»?! Они еще не достигли кустарника, как за спиной вновь взревел мотор. Рядом с полицейской машиной остановилась крупногабаритная «хлебная» будка, и из нее высаживались люди в «дутых» бушлатах, с короткими автоматами, в металлических шлемах с забралами.
– Прибыл, мать его… – выплюнул на бегу Крутасов. – Неторопливый и вдумчивый латвийский спецназ…
«Спецподразделение “Омега”», – машинально отметил Олег. Особая структура криминальной полиции Латвии, специализирующаяся на борьбе с терроризмом и на задержании особо опасных преступников. Не такие уж они вдумчивые и неторопливые… Спецназовцы разворачивались в цепь, ждали сигнала к началу преследования. Для них не составляло секрета, в какую сторону бежать. «Лучше не стоит, мужики, – мрачно подумал Олег. – Опомнитесь. У наших отношений нет будущего».
Джоанна и Загадкин побежали дальше, а боевая группа рассыпалась в цепь и по приказу открыла ураганный огонь в противника. Каждый высадил не меньше двух рожков.
Возможно, преследование с задержкой и стартовало, но они уже не смотрели. За кустарником раскинулась обширная дубрава – просто раздолье для убегающего человека. Десантники неслись как угорелые, догнали тех двоих, подхватили, понесли.
– Нельзя ли помедленнее? – задыхалась Джоанна, – Это очень быстро, я не могу…
– Разве это быстро? – изумлялся Олег. – Джоанна, да мы же просто на месте стоим.
И вновь вломились в густой и непролазный ельник. Рвались вперед, раздвигая ветки, закрывая глаза, чтобы не оставить их на чем-нибудь остром. Когда деревья с пышными юбками вставали плотной стеной, опускались на корточки, ложились на землю, ползли, цепляясь за скользкие маслята и тонконогие галлюциногенные поганки. Короткая передышка – и пошли осваивать осиновое редколесье, изобилующее канавами и лощинами…
Погоня отстала. Ломиться при полном «космическом» облачении через такую чащу – занятие неблагодарное. До границы оставались сотни метров, когда усталость без вариантов поволокла к земле. Они лежали, с благодарностью смотрели в небо, набирались сил для последнего рывка. Кашляла Джоанна. Она с тоской смотрела на запад, ее
– Последний кросс, товарищи офицеры? – простонал Оленич, поднимаясь на колени. – Финишная ленточка, цветы, овации. Возможно, банка варенья и корзина печенья…
– Не говори гоп, пока не перепрыгнул… – предупредил Крутасов.
– Пошли, – сказал Олег.
И десантники помчались дальше, а за ними, держась за ребра и отдуваясь, семенили «опекаемые». Кажется, прорвались. Погоня отстала или потерялась. Впереди – безопасная зона. Последние заросли лещины, далее – вполне проходимый симпатичный березняк, за которым уже русская твердь… Плавное понижение, плавный подъем, покатый косогор, пространство за которым пряталось в слепой зоне. Что там может быть такого? Сердце беспокойно екнуло, да нет, не может быть, все в порядке… Десантники бежали грузно, практически в шеренгу, плечом к плечу – одолели низину, в несколько прыжков взлетели на косогор.
И попали на открытом месте под кинжальный автоматный огонь…
Стреляли из березняка – густо, не оставляя шансов. Олег успел заметить, как что-то завозилось в траве, вздулась серая кочка, за ней еще одна, третья. И шквал огня понесся на ошеломленных десантников. Безумие какое-то. Олег почувствовал сокрушающий удар в грудь, перехватило дыхание, его согнуло пополам, швырнуло обратно – в низину за косогором. Он помнил, как мимо свистели пули, кричали люди. Капитан катился вниз, не выпуская из рук автомата, вертелись небо, деревья. Ударился о землю, его подбросило, куда-то швырнуло…
Было больно, Веренеев стонал, скрежетал зубами, сходил с ума от разрывающей боли, но сознания не терял. И автомат не выпустил. Как-то не сразу отложилось в голове, что жив он благодаря американскому бронежилету (надо же, какой зигзаг удачи), а также потому, что стреляли не в упор, не из самого мощного оружия. И так уж вышло, что пули попали именно в бронежилет – не в конечности, не в голову. И грамотная конструкция, а также боковые пластины-амортизаторы смягчили и распределили удар по всей поверхности груди…
Огненным шквалом смело в низину всех, кто находился рядом. Десантники стонали, изрыгали проклятья. Максим, закусив губу, тянулся к выпавшему автомату – дотянулся, но семь потов сошло. Загибался и тужился Оленич – с такой физиономией, словно он палец пропустил через мясорубку. Тяжело дышал и выгибался, как в агонии, Шура Крутасов.
– Мужики, все живы? – хрипел Олег.
– Лично я – не совсем, – давился Крутасов. – Я вовлечен в глубокую депрессию… Во мне, кажется, дырку про*censored*ачили…
– Что это было, парни? – потрясенно бормотал Оленич.
– Нас расстреляли, – бесхитростно поведал Олег, отыскивая дрожащей рукой клык затвора.
– А почему мы живы? – не понял Максим.
– А мы точно живы? – сомневался Оленич. – Что мы знаем, блин, о смерти?
– Мы в бронежилетах, – напомнил Олег. – Помните, я говорил, что вы еще спасибо скажете… Молитесь богу, что били только по корпусу…
– Точно… – вспомнил Оленич. – Надо же, память дырявая… Спасибо, командир… О, мама родная, как больно…