Погружение в Пламя
Шрифт:
Половицы за дверью скрипнули. Клацнул засов.
Встречать неожиданного гостя вышла мама. Слова, заготовленные Эриком специально для этой встречи, так и не прозвучали. Он смотрел на маму, удивляясь произошедшим в ней изменениям. Эрик запомнил её молодой и красивой, но сейчас он видел на измождённом лице множество морщин, худые плечи и руки, высушенные
Эрик с жалостью посмотрел в родные глаза и увидел в них своё отражение, увидел себя таким, каким видела его она: молодым мужчиной с трёхдневной порослью на лице, возмужавшим, в походной одежде. Таким ли она ожидала его увидеть? Казалось, первые несколько секунд женщина пыталась уловить знакомые черты лица. Но на самом деле сразу узнала сына, просто не верила собственным глазам.
Да, он изменился, но всё же остался тем самым Эриком, рыжим сорванцом, единственным и любимым. Это не забывается. Но как изменилась она… Что пережила за это время? Как выдержала потерю мужа? Как пыталась удержать хозяйство сама, но сломалась под натиском одиночества и тоски? Все, кого она любила, оставили её…
Эрик многое прочёл в её усталых глазах и ощутил на себе жуткую вину, что сам ни разу не вырвался из лап ордена, чтобы навестить, узнать как дела, хоть чем-то помочь. Он просто на годы забыл о доме и о родителях. Но ведь те, кто учились вместе с ним, тоже не могли покидать орден надолго и тоже годами не виделись с родными… Оправдания. Фил не имел возможности съездить домой — до Лунного Леса ехать несколько недель, а вот он, Эрик, мог отлучиться. Мог… Но забыл. Спасовал перед авторитетом Арона, а потом и забыл, увлёкся учёбой, ведь так было проще.
Они разглядывали друг друга, не замечая затянувшегося молчания. Сын корил себя. Мать не могла открыть рта и пошевелиться — переполнявшее счастье сковало хлеще стальных цепей.
Наконец, Эрик нашёл в себе силы для слов.
— Мама… — что-то надломилось глубоко в груди, и заготовленная фраза застряла в горле.
— Эрик, сыночек! — мать не выдержала и обняла сына, так крепко, как только могла, прижалась к плечу, такая маленькая и хрупкая.
Эрик ощутил подрагивания её спины под прижатыми ладонями. Он никогда не видел мать плачущей, и это ещё сильней заставило ощутить горечь вины. Ну как он мог так надолго бросить её, заставить выживать? Она растила его, отдавала все силы, но для чего? Чтобы однажды он ушёл, в тот самый момент, когда был нужен больше всего?
Кровь прилила к щекам, непривычная тяжесть скопилась под глазами, но он сдержался.
— Эрик, наконец-то ты вернулся… — сквозь слёзы выдавила мать. — Тебя так не хватало…
Эрик стиснул зубы. Она верит в то, что он останется и будет с ней, избавит от одиночества, от тоскливых дум. А он скоро уйдёт. Должен уйти. Он выбрал свою судьбу, и никто из родных не должен из-за этого пострадать. Все деньги, что дал с собой в дорогу дальновидный Арон, Эрик оставит матери, но не возникнет и капли сомнений в том, что она, не задумываясь, променяла бы любую сумму на сына.
— Ты останешься? — словно читая его душевное смятение, спросила мать, с надеждой заглянув в глаза. — Так плохо одной…
Теперь Эрик знал, что не ошибся на счёт отца, да и как можно было ошибиться — всё очевидно.
Он глядел в её лицо, силясь сказать что-нибудь одобряющее.
— Мам… — и снова комок. Он знал что говорить, но почему так трудно произнести эти простые слова. За двадцать пять лет он ни разу не говорил их и, наверное, никогда бы не сказал, если бы не покинул дом. Что ж, сейчас самый подходящий момент. Он вновь прижал маму к груди, чувствуя, как последняя нить стойкости рвётся. — Я тебя люблю…
На половине фразы голос надорвался, и Эрик зарыдал, не стесняясь и не сдерживаясь, так, как ещё никогда не рыдал. А мама успокаивающе поглаживала сына по спине.
Как в детстве.