Похищение Афины
Шрифт:
— Никогда.
Я задрожала. Перикл достал золотое ожерелье с подвесками из маленьких зернышек фаната, которые со времен мифа о Персефоне [28] считаются символом плодородия супружества.
— Это мой свадебный подарок тебе, — сказал он и надел ожерелье мне на шею. — Может, оно сумеет сделать наш союз плодоносным и у нас появятся сыновья и дочери.
Я протянула ему левую руку, как я сделала бы на настоящей брачной церемонии. Он взял ее, поцеловал и подвел меня к ложу. Свое тело я отдала ему в первый вечер, но сегодня я вручила ему свою душу.
28
Персефону, дочь Деметры, взял в жены царь Аида
В турецкой земле, 1799 год
Мэри осторожно поставила ногу в туфле на высоком каблучке на первую из перекладин трапа, надеясь, что сумеет не оступиться и не упасть в море на глазах представителей нескольких стран. Более смелого решения нельзя было придумать. Многочисленная свита высокопоставленного турецкого чиновника, собравшаяся на палубе корабля «Селим III», в изумлении смотрела, как молодая женщина с непокрытой головой — лицо подставлено теплому послеполуденному солнцу, легкий ветер играет блестящими волосами — переставляет одну за другой изящно обутые ножки по перекладинам трапа, торопясь ступить на землю. Этой женщиной была супруга английского посла в Оттоманской империи.
Высокопоставленного чиновника, который поднялся на борт «Фаэтона» приветствовать ее, звали принц Исаак-Бей. Молодой человек красивой наружности превосходно говорил по-английски и по-французски и сообщил ей, что лорд Элджин приглашен к обеду на барк султана. Это сообщение сопровождалось подарком, Мэри были преподнесены огромные, из золотой ткани подушки. Чрезвычайно почтительно, не поднимая глаз, Бей дал ей понять, что супруга посла не может присутствовать на обеде, поскольку, согласно обычаям, принятым в их стране, женщины не принимают участия в торжественных событиях и вообще живут изолированно от общества. В свою очередь Мэри — не менее почтительно, но глядя прямо на собеседника широко раскрытыми глазами — уверила его, что все-таки будет присутствовать на торжественном обеде, поскольку по обычаям, принятым у нее в стране, женщин чрезвычайно оскорбляет отсутствие к ним уважения. По тому взгляду, которым принц посмотрел на нее, она поняла, что одержала победу. Исаак Бей, едва ли не самый вежливый человек на свете, не мог допустить, чтобы женщина почувствовала отсутствие уважения.
— Я не могу взять на себя несчастье доставить вам неудовольствие, — так он выразился.
Поэтому сейчас он терпеливо ждал на палубе, пока Мэри должным образом нарядится для обеда у капитан-паши, Хусейн-бея, на борту его роскошного судна.
Море лежало в полном спокойствии и тишине, наступившей после девятнадцати залпов орудийного салюта в честь прибытия в турецкие воды английского корабля с посольской четой на борту. Мэри оставалось только пожалеть о том, что здесь нет Эммы Гамильтон и она не видит приема, оказанного Мэри и ее мужу. Она не забыла того неуважительного послания, которое когда-то получила от «этой особы». Но это уже неважно. Те дни миновали, и Мэри готова наслаждаться знаменитой роскошью восточного гостеприимства.
Она выбрала минуту, чтобы бросить взгляд на Дарданеллы, узкий, не более мили, проток, который пересекли древние греки, отправляясь на завоевание Трои, и который, в сопровождении самой огромной армии, какую только помнит история человеческих войн, форсировал Александр Македонский, устремляясь на поиски богатств восточных стран. А теперь на этом берегу стоит она, Мэри Элджин, и не может не думать о том историческом противостоянии между Турцией и Грецией, которое развело в стороны Восток и Запад. Эти две страны казались ей почти одинаковыми, хоть на протяжении долгих столетий уроженец одной из них, вступивший в пределы другой, оказывался в чужой и незнакомой земле. Часто такие смельчаки платили жизнью за свою отвагу, как, например, в древности Леандр, каждую ночь пересекавший Геллеспонт ради встречи со своей возлюбленной Геро, жрицей Афродиты. Но одной злой ночью зажженный ею светильник потух и юноша утонул, а сама Геро от горя бросилась в воды.
«Полно тебе фантазировать», — подумала про себя Мэри.
Муж и так называет ее — леди Фантазия, насмехаясь над готовностью женщин отдаваться на волю своего романтического
Мэри слыхала, что на борту судна капитан-паши находятся двенадцать сотен солдат и сто тридцать две пушки, и в эту минуту она поверила этим цифрам, поскольку и воины, и артиллерийские орудия сейчас выстроились на палубе. Элджин, должно быть, подготовил хозяина судна к возможному отказу своей жены отсутствовать на торжественной встрече, потому что, едва Мэри ступила на палубу огромного барка, как духовой оркестр в сопровождении барабанов заиграл церемониальный английский гимн. Вернее, он заиграл то, что можно было назвать турецкой интерпретацией английского гимна. Офицеры в тюрбанах на головах, со смуглыми неулыбающимися лицами, выхватили из ножен сабли, отдавая ей салют. Более молодые, в таких же мундирах, но без оружия, играли на музыкальных инструментах. Глаза всех были устремлены вперед, словно на палубе никого, кроме них, не было, — возможно, это следовало объяснить избытком почтительности или смущением, поскольку ни один из них не казался оскорбленным ее появлением.
Через мгновение Мэри увидела, что к ней быстрыми шагами направляются Элджин и какой-то высокий турок в алом тюрбане, украшенном павлиньим пером. Мэри внутренне обрадовалось тому, что не пожалела времени и появилась здесь в самом парадном своем наряде. О важности поста капитан-паши свидетельствовали яркие цвета его шелкового кафтана и ослепительный блеск оружия. Борода офицера была черна как агат и подстрижена так мастерски, что каждый волосок казался лежащим на предназначенном специально для него месте. У капитан-паши сверкало и блистало огнем все, кроме его бархатных медовых глаз. Он был далеко не стар, но, конечно, старше Элджина, и, когда он шел по палубе, его статная фигура и энергичный шаг ясно говорили о высоком положении главнокомандующего войсками Оттоманской империи. У него был довольно крупный крючковатый нос, такие Мэри часто подмечала у мужчин на своей родине, и в этот момент она успела подивиться тому, что у людей, живущих столь далеко друг от друга и вряд ли имеющих общих предков, может оказаться сходная внешность. Такой облик не мог принадлежать никому, кроме сугубо военного человека. Мэри слыхала, что капитан-паша провел много лет, участвуя в сражениях с русскими войсками и в конфликте с французами в Египте.
— Добро пожаловать, госпожа Элджин, — произнес он с легким поклоном и пригласил ее пройти в каюту.
Убранство этой пышной комнаты впервые подтвердило для Мэри правоту слухов о роскоши жизни на Востоке. Помещение оказалось на удивление просторным, по периметру сплошь уставленным мягкими диванами, крытыми ярко-золотистыми, расшитыми сверкающими нитями шелками. Стены украшала коллекция дорогого оружия, как старинного, так и новейшего. Перед глазами Мэри красовались многочисленные пистоли, мечи, кинжалы, ятаганы.
— Я даже не догадывалась, что каюта на корабле может оказаться нарядней самых пышных гостиных Лондона, — сказала она, вспомнив о тех унизительных условиях, в которых провела несколько месяцев плавания.
— А я не видел ничего равного острой заточке этих мечей, — поддержат ее муж, осторожно коснувшись пальцем лезвия одного из них. — Тебе следовало бы взглянуть на всю обстановку этого роскошного судна, дорогая, — обратился он к супруге. — Даже капитан Моррис вынужден был признать, что не видывал ничего равного порядку, царящему на нем.
— Ваша любезная доброта безгранична, — произнес паша.
Неужели в его английском присутствует французский акцент? Может быть, его учил этому языку какой-нибудь француз? Вследствие долгого альянса Турции с Францией знание французского языка у капитан-паши могло быть крепче его знаний в английском. Принц Исаак находился неподалеку, явно готовый помочь в общении, если возникнет надобность, но офицер прекрасно справлялся с беседой и сам. Каким глубоким кажется его голос, мелькнула у Мэри мысль. Его звучание напоминало ей что-то сладкое, тягучее, возможно, густой шоколад или некоторые сорта сладких вин.