Похищение Европы
Шрифт:
— Прошу тебя… — умоляюще сказал парень. — Можно я проявлю твои пленки? Ладно? За свои деньги, ты не беспокойся… — Интонация была такой, что ему впору было молитвенно сложить ладони, но… Но в правой руке братка по-прежнему был «Макаров».
Пленки… Снимки, на которых Белов пожимал руку седоволосому, наверняка стоили немало. Но едва ли дороже, чем причинное место, которое дается раз в жизни.
«Пропади все пропадом», — подумал незадачливый папарацци.
Он вынул кассету из «Никона», бросил в пакет и протянул его братку. Парень
— В 20.45 — рейс на Москву, — сказал парень. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты летел этим рейсом. Я проверю твою фамилию в списке пассажиров, и если ее вдруг не окажется… Я расстроюсь. Не подводи меня, ладно?
— Да, — выдавил фотограф. — Я улечу…
— Вот видишь. Все вопросы можно решить по-хорошему, правда? — Браток повернулся на пятках и зашагал прочь.
Он обернулся всего один раз и погрозил «извращенцу» пальцем. На лице парня сияла широкая улыбка, но папарацци не обольщался: с той же самой улыбкой он мог разрезать его на куски… или бросить в море, привязав к ногам чугунную батарею. Одним словом, не стоило испытывать судьбу.
Корреспондент бросился к серой «мазде», завел двигатель и помчался в аэропорт, дав себе зарок впредь не появляться на Камчатке без особой нужды.
— Я все видела из окна, — с порога заявила Лайза. — Кто это был? Что это за человек? — Тут ее взгляд остановился на истерзанном Федоре. Лайза всплеснула руками и воскликнула: — Боже мой! Что он с тобой сделал?!
Лукин кряхтел и морщился, пока Ватсон обрабатывал ему синяки и ссадины. Заметив Лайзу, он приосанился и попытался убрать руку доктора от лица, но Вонсовский строго прикрикнул:
— Сиди тихо, юрод! — и Федор подчинился.
— Похоже, наш Фидель умудрился поссориться с местным уголовным авторитетом, — ответил за него Белов.
— Еще неизвестно, что бы с ним было, если бы Князь не узнал, что он — наш человек, — поддакнул Витек.
Лайза решительным шагом подошла к столу.
— Так. Я должна знать, что здесь происходит, — заявила она.
— Да, собственно говоря, мы все очень хотели бы это знать, — вставил Белов.
Взгляды присутствующих обратились к Лукину. Ватсон смочил в перекиси большой ватный тампон и смыл кровь с лица Федора.
— Рассказывай, — велел он. — Говорить-то ты можешь. Это у тебя всегда здорово получалось.
Федор поднял взор к потолку и перекрестился. Несколько секунд он беззвучно шевелил опухшими губами, потом опустил голову и огляделся: Белов, Витек, Лайза и Любочка не сводили с него глаз. Заинтересованность аудитории придала ему сил. Федор зачем-то потрогал свой мясистый нос, будто хотел убедиться в том, что он по-прежнему на месте, и начал свое повествование.
— Так вот, странники мои… — сказал он, — хочу поведать вам страшную тайну, к которой я пришел путем долгих умственных изысканий.
— Оно и видно, Сократ хренов, — пробурчал Витек, но Федор это не услышал.
— Дом сей — вертеп призраков. Пристанище темных сил, восставших из ада… — провозгласил Лукин.
— Восставших из зада? — задумчиво спросил Ватсон. — Ну-ну, это уже что-то из области проктологии.
Белов с Лайзой, несмотря на весь драматизм ситуации, с трудом сдерживали смех. Лукин всегда был не от мира сего, но никто даже представить себе не мог, что он ввяжется в серьезную потасовку.
— Когда я первый раз переступил порог особняка, сердце у меня было не на месте, — пробасил Федор и вдруг крикнул Ватсону тоненьким фальцетом: — Полегче, коновал! — Ватсон лишь пожал плечами. — Бедное сердце мое томилось и рвалось, оно словно говорило: «Зря ты оставил прибежище странников, осененное благодатью Нила Сорского, и прилетел сюда, в забытый Богом край, где огненные языки преисподней; рвутся из-под земли». Но я знал, что так; нужно для дела. В первую ночь я не сомкнул глаз ни на минуту…
— Наверное, поэтому ты так громко храпел, — невозмутимо произнес Ватсон.
— Цыц, басурманин! — прикрикнул на него Федор. — Если говорю, что глаз не сомкнул, значит, так оно и было. Не найдя успокоения телесного — а душа моя давно уже была неспокойна — я спустился вниз, на крыльцо. Вдохнуть полной грудью ночную прохладу. И что же я там нашел, братья? Вместо прохлады? — Лукин понизил голос до свистящего шепота. Он погрозил пальцем кому-то невидимому и молвил: — Демона! Вот кого я нашел. Демона в человечьем обличье.
— Так, может, это и был человек? — Рационально мыслящая Лайза попыталась свернуть со скользкой мистической темы.
Но Федор лишь пренебрежительно усмехнулся.
— Мне ли не знать демонов? О нет, видел я его хорошо — как сейчас вижу вас. Был он ликом бледен, телом скуден, ростом велик и волосами сед и зело обилен.
Белов кивнул — портрет Князя был описан в несколько метафоричной форме, но довольно точно.
— Прятался он в кустах за оградой, — вещал Федор, — и глазья у него горели огнем алчным. Я, твердо веруя в силу святого креста, осенил его Божественным знаком. Мол, изыди, нечистый. Изыди сейчас же и раз-навсегда-совсем. Демон скорбно потупился и побежал прочь.
— Это все? — спросил Витек. — А почему ты мне об этом не сказал?
— Потому что неподготовленное сердце бессильно против чар бесовских, — нашелся Лукин. — Что ты мог сделать?
— Ну-ну, — покачал головой Витек. — Ну-ну…
— А вот не нукай! — напустился на него Федор. — Выслушайте меня до конца и увидите, что я во всем прав. На следующую ночь- демон не объявился, и я спал спокойно. Кстати, может, и храпел, — примирительным тоном обратился он к Ватсону. — Немного. Но храп не мешает мне чувствовать нечистую силу за версту, независимо от стояний атмосферы. А вот третьеводни ночью, если вы помните, разразилась страшная гроза.