Похищение из провинциального музея
Шрифт:
– Ты серьезно? – спросил Фомин, хотя уже понимал, что глупым розыгрышем тут и не пахнет.
– Вполне, – отозвался Володя. – Пушкова украли. И сделали это весьма компетентные люди.
– Так какого же черта! – Фомин стукнул кулаком по столу. – Какого черта вы не позаботились об охране этих картин! Знали, какие у вас тут доллары, и оставались при этой вашей тете Дене.
– Мы запрашивали, сколько раз, – печально оправдывался Киселев. – Но ты же сам только что говорил – музей провинциальный, краеведческий, возможности копеечные. Да что там охрана! Я краски покупаю на свою зарплату. Я ведь хоть и зам
– Н-да-а… – посочувствовал Фомин. – У вас тут, конечно, и ставки мизерные. У тебя, к примеру, сколько «рэ»?
Володя назвал свои «рэ».
– Не разживешься. У тебя ведь мать и сестра. Кстати, как они?
– Мама умерла, сестра в этом году кончает десятый класс. Собирается подавать в Строгановское. Самостоятельная особа. Несмотря на мои запреты, познакомилась с примитивистами!
– С какими примитивистами? – не сразу понял Фомин.
– Да это я их так называю, хотя у них за плечами высшее художественное образование. Трое ребят делают тут халтуру. Они втолковали Таньке, что талант талантом, но нужна еще и подготовка – годик работы с квалифицированным преподавателем. В Путятине такого не найдешь, надо ехать в столицу, а там берут за урок пять рублей… Не по карману нам с Танькой художественное образование.
– Они сами не набивались в преподаватели?
– Для них пятерка не заработок. Примитивисты сейчас в моде, особенно у торгового начальства.
– Ну, а вообще, какое они произвели на тебя впечатление?
– Работящие ребята, вкалывают в новом кафе от зари до зари.
– Твоему начальству они почему-то не понравились.
Володя вздернул тощими плечами:
– Ольга Порфирьевна человек старых вкусов. А с художниками – не только с этими – у нас свои счеты. В музее со времен Кубрина хранятся альбомы с образцами русских и французских ситцев. Эти альбомы с недавних пор стали чаще спрашивать, в моде стиль «ретро». Смотрим – тут листок выдран, там листок. А вроде бы брали приличные люди, художники-дизайнеры. Вырвут узорчик и выдадут где-нибудь на текстильной фабрике за свой творческий поиск. А как уличишь, если образец исчез? Мы теперь альбомы на руки не выдаем. Садись в кабинете директора и листай, а Ольга Порфирьевна сидит и глаз не сводит.
– У тебя с ней хорошие отношения?
Киселев тонко улыбнулся:
– Я бы сказал, разнообразные отношения.
– А что бы ты сказал о вдове художника Пушкова… – Фомин заглянул в блокнот, – о Вере Брониславовне?
На этот раз Киселев не спешил с ответом.
– Умна, – начал он. – Очень энергична, обладает несомненной деловой хваткой, умело включилась в посмертную славу своего мужа. При этом любит жаловаться на свою непрактичность. В Москве легенды ходят о ее простоте.
– Ты ее не очень-то любишь, – заметил Фомин.
– Возможно. А она, кажется, не очень-то любит модель, с которой написан портрет в турецкой шали.
– С Ольгой Порфирьевной у вдовы хорошие отношения?
– Они держатся как задушевные подруги, но на самом деле она Ольгу Порфирьевну терпеть не может. Это общество ее старит. Еще вопросы есть?
Фомин закрыл блокнот и достал из кармана пачку сигарет.
– Закурим?
– Я не курю.
– Правильно делаешь. – Фомин чиркнул зажигалкой,
– Через месяц, когда моя Танька сдаст экзамены, исполнится ровно восемь.
– Надо бы встретиться, потрепаться. Расскажешь, как ты тут жил все эти годы.
Володя смешливо покрутил головой.
– Нет уж, давай условимся рассказывать про эти годы по очереди. Немного я, потом немного ты, потом опять немного я… Согласен?
– Чудишь ты, Володька. – Фомин натянуто улыбнулся. – Какие-то дурацкие условия ставишь.
Киселев надул щеки и по-мальчишечьи прыснул:
– Слушай, Фома, а ведь ты меня заподозрил!
– Нет, ты совсем спятил! – возмутился Фомин.
– Честное слово, заподозрил! – с удовольствием повторял Киселев. – В расследовании этой кражи ты, Фома, главное – остерегайся идти по шаблону. У людей твоей профессии, как я замечал, есть склонность к шаблону. Шаблон – злейший враг науки, искусства и твоего ремесла тоже, поверь! Похожее не значит одинаковое. Подумай над этим изречением!
Фомин выразительно покрутил пальцем у виска:
– Ты, Кисель, как я убедился, имеешь привычку выносить суждения по множеству вопросов, не заботясь о мало-мальски подходящих доказательствах. Например, только что с умным видом пустился рассуждать о шаблоне. Среди преступников не так-то много встречается таких, которые находят оригинальные пути. В преступлениях, напротив, употребляется шаблон, и при расследовании полезно прикинуть, какой шаблон мог быть использован в данном случае.
– Например? – заинтересовался Володя.
– Например, знаток искусства вступил в контакт со знатоком иного сорта. Один разбирается в живописи, а другой – в том, как проникнуть в запертое, но плохо охраняемое помещение.
– Но ведь вы не обнаружили следов взлома! – вскричал Володя.
– Обнаружили или не обнаружили – об этом еще говорить рано. – Фомин нарочно темнил. – А теперь спасибо тебе за ценные сведения, можешь быть свободным и не сочти за труд сказать тете Дене, чтобы она зашла ко мне.
Оставшись один, следователь слегка выдвинул верхний ящик письменного стола и увидел четвертушку ватмана. На ней тушью, затейливым шрифтом было выведено: «Таисия Кубрина», и чуть ниже – виньетка.
– Вот оно что! – сказал Фомин самому себе и задвинул ящик.
Дверь отворилась, вошла старуха в низко повязанном черном платке.
– Ольга Порфирьевна велели передать… Они уехали с Верой Брониславовной и сегодня на работе не будут.
«Вот это оперативность!» – подумал Фомин.
– А ты чей же? – спросила тетя Дена, усевшись напротив следователя. – Не внук ли Фомина Ивана Степаныча?
IV
За исключением Киселева, весь крохотный штат музея оказался женским. Фомин уловил, что Ольгу Порфирьевну тут недолюбливают за строгость и будут рады, когда она наконец уйдет на пенсию, а ее место займет Володя Киселев.
– Уж такой он добрый, со всеми уважительный!
Известно, что женщины обычно бывают наблюдательней мужчин, памятливей на всякие мелочи. А в провинции вообще наблюдательность развита сильнее, чем в больших шумных городах. Про московских художников и про владельца синего «Москвича» Фомин получил в музее весьма обширную информацию.