Похищение из сераля
Шрифт:
— Замечательно! – захлопала в ладошки Элизабет. – Любовь сильнее войны. Кто будет против?
— Цензура, – остудил мечтателей директор. – Афинские демократы могли разрешить постановку фривольных пьес, но в нашей благонравной империи это невозможно. Ищите другие темы и жанры, герр Городецкий. А Вашу "Случайную любовницу" мы начнем репетировать уже со следующей недели.
— Меня в Вене в ближайшее время не будет, – спохватился Максим. – Могу я попросить Вас взять шефство над моей пьесой? Иначе режиссер может видоизменить ее до неузнаваемости!
— Обязуюсь, – коротко кивнул Пауль Шлентер. – На генеральную репетицию и премьеру мы Вас, конечно, пригласим.
(Читатели
Проводив пожилого гостя к дверям, Элизабет обернулась к Максиму, вольготно потянулась и сказала:
— Милый, ты был, как всегда, на высоте. А теперь помоги мне снять это пончо. Я под ним почти расплавилась….
Глава двадцать третья. Путь в Париж
В Млада Болеславе Сашу Коловрата качали уже не одного, а в компании с Максом.
— Это чудо совершил Ваш турбокомпрессор! – торжественно провозгласил Лаурин.
— Его сделали Вы и ваши работники, – отрекся Максим. – Я высказал лишь голую идею.
— Плодотворная идея обеспечивает 80 % успеха! Я и Клемент выдадим Вам достойную премию – за счет новых заказов на наши машины.
— Вот тут я спорить не буду, – заулыбался Макс. – Пора обзаводиться собственным домом.
— К дому положена хозяйка, – вмешался Клемент. – Вы же, по-моему, завзятый холостяк. Так что не глупите, оставайтесь у меня. А денежки найдут себе статью расходов. Например, на собственный автомобиль.
— На модель FF у меня не хватит, а в простенькой вуатюретке мои светские знакомые меня испрезирают.
— Мы выдадим Вам кредит на несколько лет, – пообещал Клемент. – Только пообещайте подкидывать нам новые идеи.
— Это всегда пожалуйста, – заверил Макс и начал перечислять уже высказывавшиеся ранее предложения, которые Лаурин и прочие инженеры стали выслушивать со всем вниманием….
Вот так и случилось, что во Францию, на октябрьские гонки в Гайоне близ Парижа, Городецкий поехал на своем автомобиле Лаурин унд Клемент, сделанном по спецзаказу: с более низкой крышей, боковыми и передним триплекс-стеклами, металлическими дисками, электрической системой зажигания и освещения, гидравлическими амортизаторами и т. д. Салон был снабжен шикарными кожаными сиденьями, на которых можно было и поспать при желании. Княжна Ауэршперг, увидевшая это авто в Праге, взвизгнула от восхищения и объявила, что поедет именно в нем. Но заметив, как увяло радостное выражение на лице Саши, тут же передумала и села на сиденье рядом с ним. Максу же пришлось довольствоваться обществом все того же Адольфа и его второй сестры, Иоганны (17 лет), пожелавшей побыть в обществе Кловората и Городецкого после восторженных рассказов Агаты. У Иоганны, естественно, была гувернантка ("старая дева" 30 лет, баронесса из боковой и бедной ветви Ауэршпергов), которую командировали с подопечной. На опытный взгляд Городецкого эта дева была из тех тихушниц, в которых черти водятся. Адольф по обыкновению на нее запал и вместо того, чтобы сесть рядом с водителем, попытался втиснуться третьим на заднее сиденье. Однако Катрин проявила нордический характер и спровадила его на свободное место.
Проехать до Парижа по шоссейным (суглинисто-щебнистым) дорогам им предстояло 1200 км – нелегкое испытание, честно говоря. Сам Городецкий предпочел бы ехать туда в спальном вагоне, но чего не сделаешь за компанию….
Через три часа путешественники прибыли в Пльзень. Чумазая Агата, увидев чистеньких пассажиров Городецкого, вновь взвыла, но поглядев на невозмутимого Коловрата, опять утихла. Впрочем, именно она потребовала остановиться на второй фрюштюк – ибо время обеда еще не наступило. Все с ней с удовольствием согласились (в том числе предводитель Саша) и оккупировали большой стол в виртсхаузе на Ратушной площади. Количество заказанных и подчистую съеденных лакомств (сосисок с капустой, фаршированных яиц, карасей в сметане, различных десертов и чашек кофе) вряд ли уступило бы основательному обеду. Но молодежь глазом не моргнула и в приятной сытости продолжила путь.
Вскоре наступило первое серьезное испытание для транспорта: преодоление Чешских гор. Дорога на Нюрнберг стала вить здесь петли, сообразуясь со склонами, к тому же ее стали пересекать многочисленные речки и ручьи. Через речки были, конечно, сооружены мосты, но ручьи таковых зачастую не имели и пытались захлестнуть водой внутренность автомобилей. Вуатюретке, вероятно, досталось, а лимузин опять шел везде аки посуху. Однажды дорогу пересекла свежая промоина, которую экипажам машин пришлось преодолевать совместными усилиями: было спилено и раскряжовано дерево, его чурбаки уложены в промоину и засыпаны с помощью лопат суглинком и щебнем.
Другой преградой для путешественников стали таможенно-пограничные заставы Австро-Венгрии и Баварии, расположенные по разные стороны речного моста. Сердце Городецкого слегка екнуло, хотя ему стараниями княгини Кински и был выправлен австро-венгерский паспорт (на его имя, но как уроженца Галиции). Впрочем, "свои" погранцы ограничились формальной проверкой паспортов и только. Посерьезнее была организована служба у баварцев, запустивших в авто собак – однако те повращали носами и выскочили равнодушно наружу, не обнаружив контрабандного табака и спиртного.
Наконец, лесистые склоны хребта остались позади, и дорога побежала меж перелесков и полей от одного аккуратного немецкого дорфа до другого. Встречались и игрушечного вида городки: Плайнштайн, Лойхтенберг, Вернберг, Фройденберг…. В более крупном Амберге дамы захотели размять ноги и вообще немного посмотреть на этот чудный город; заодно в кондитерской выпили кофе с пирожными. С явной неохотой потянулись к проклятым автомобилям…. И вновь тот же ландшафт и городки: Розенберг, Поммельсбрюн, Райхеншванд, Швайг…. Вдруг с пригорка за Швайгом открылась панорама обширного Нюрнберга: обилие однотипных четырехэтажных домов под красными черепичными крышами, над которыми торчат кое-где шпили кирх и мощный замок-крепость в верхней части города.