Похищение лебедя
Шрифт:
— Я уже в порядке, — прошептала я.
— Какой этаж? Какая квартира? — ответил он, и когда мы вышли в длинный, душный, застеленный ковром холл, нашел на кольце мой ключ и отпер дверь в квартиру.
— Эгей! — крикнул он внутрь. — Кажется, дома никого.
Я промолчала — не было ни сил, ни желания объяснять ему, что я живу одна. Впрочем, он сам должен был мгновенно сообразить, потому что вся моя квартира состояла из одной комнаты и крохотного кухонного отделения, наполовину отгороженного буфетом. Диван-кровать был сложен, поверх постельного белья лежали жалкие старые подушечки, сохраненные со времен детства, а на туалетном столике стояли тарелки, которые
Незнакомец помог мне войти и устроиться на краешке диван-кровати.
— Хотите воды?
— Нет, спасибо, — простонала я, глядя на него во все глаза.
Не верилось, что человек с нью-йоркской улицы переступил порог моего дома. До тех пор здесь побывал только хозяин, зашедший на две минуты, чтобы посмотреть, почему не зажигается духовка, и показавший мне, как оживить ее пинком ноги по дверце. Я даже имени этого человека не знала, а он стоял посреди моей комнаты, как будто искал взглядом что-нибудь, что спасло бы меня от нового приступа рвоты. Я попробовала дышать не слишком глубоко.
— Пожалуйста, если бы вы просто принесли из кухни миску…
Он принес и захватил заодно смоченное водой бумажное полотенце, которым я вытерла лицо, и откинулась на диван. Он упер руки в бедра, и я заметила, что его блестящий взгляд прошелся по моей галерее — черно-белая фотография родителей, которую я сделала в выпускном классе, несколько моих последних зарисовок на картонках от молока и большая репродукция фрески Диего Риверы — трое мужчин поднимают каменную плиту, мышцы красноватых тел вздулись от усилия. Он задержал взгляд на фреске. Я невольно сжалась. Он что, не замечает моих рисунков? Другой на его месте сказал бы: «О, это вы сами рисовали?» Но этот просто стоял, любуясь на мексиканских рабочих Риверы, на их искаженные напряжением лица и огромные ацтекские тела. Потом он обернулся ко мне.
— Ну, вам полегчало?
— Да, — с трудом прошептала я.
Но что-то в том, как он стоял посреди моей комнатки, незнакомец в мешковатых штанах со змеящимися кудрявыми волосами, опять вызвало во мне тошноту. А может быть, дело было не в нем, но я слетела с кровати и метнулась в ванную. На этот раз меня стошнило в унитаз, я успела аккуратно поднять сиденье. И сразу почувствовала себя по-домашнему уютно. Наконец-то меня вырвало куда следовало.
Он остановился у двери ванной или рядом — я слышала его шаги, даже не поднимая головы.
— Хотите, я вызову «скорую»? Я имею в виду, может, это что-то серьезное? Может, пищевое отравление? Или можно вызвать такси и поехать в больницу.
— Страховки нет, — сказала я.
— У меня тоже.
Я услышала, как он шаркает тяжелыми ботинками у двери в ванную.
— Моя мать об этом не знает. — Мне почему-то захотелось хоть что-то рассказать ему о себе.
Он рассмеялся. Тогда я в первый раз услышала, как Роберт смеется. Краешком глаза я видела, как он смеется — широко и открыто, глаза его лучились весельем.
— Думаете, моя знает?
— Она бы разволновалась? — я нашла салфетку и вытерла лицо, потом торопливо
— Наверное… — Я почти услышала, как он пожимает плечами. Когда я выпрямилась, он молча довел меня до дивана, словно не первый год ухаживал за инвалидами. — Хотите, я с вами немного побуду?
Я увидела в этом намек, что он куда-то торопится.
— О, нет, теперь и вправду все хорошо. Все в порядке. Думаю, это был последний залп.
— Я не вел счета, — сообщил он, — но, по-моему, в вас уже ничего не осталось.
— Надеюсь, я вас ничем не заражу.
— Я никогда не болею, — сказал он, и я сразу ему поверила. — Ну, если у вас все в порядке, я пойду, но вот мое имя и номер. — Он записал что-то на краю листка, не спросив, нужна ли мне эта бумажка, и я тоже неловко назвала ему свое имя. — Можете завтра мне позвонить, сказать, как у вас дела. Тогда я буду знать, что все действительно в порядке.
Я, чуть не плача, кивнула. Я была так далеко, далеко от дома и семьи, и семьей моей была женщина, в одиночестве выносящая мусор, от которой меня отделяли сто восемьдесят долларов — цена автобусного билета отсюда.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Пока. Но обязательно что-нибудь попейте.
Я кивнула, он улыбнулся и ушел. Я поразилась уверенности незнакомца. Он без колебаний пришел на помощь, потом так же спокойно ушел. Я встала и склонилась над письменным столом, разглядывая его номер. Почерк был под стать ему самому: грубоватый, но уверенный, с сильным нажимом.
На следующее утро я почувствовала себя почти здоровой и позвонила. «Только, чтобы поблагодарить», — уговаривала я сама себя.
22 октября 1877
Mon cher oncle!
Я не столь прилежный корреспондент, как Вы, однако спешу поблагодарить за внимание, выраженное в Вашем доставленном вчера письмеце, которое я прочитала вместе с пап'a. Он просил передать Вам, что брат должен несколько чаще бывать в доме, чтобы стать своим человеком за столом: вот Вам нотация на сегодня, хотя сделана она была с искренней нежностью и восхищением, и я предаю ее Вам в том же духе с настоятельной просьбой обратить на нее внимание и ради меня тоже. Нам здесь скучновато в эту дождливую погоду. Я в восторге от зарисовки: маленький мальчик в углу просто восхитителен — Вы так искусно передаете жизнь, что мы, остальные, можем только надеяться сравняться с Вами… Я вернулась из дома сестры с несколькими собственными набросками. Моей старшей племяннице уже семь лет, и Вы, я уверена, найдете в ней образец самого обаятельного изящества.
С теплыми пожеланиями,
Глава 14
КЕЙТ
Мы с Робертом вместе прожили в Нью-Йорке почти пять лет. Я до сих пор не знаю, куда ушло то время. Где-то я читала, будто имеется высокая вероятность, что все случившееся сохраняется где-то во вселенной — личная история людей и вообще история, как мне кажется, — копится в карманах и черных дырах времени и пространства. Надеюсь, что те пять лет где-то остались. Не уверена, что мне хотелось бы сохранить большую часть нашей совместной жизни, потому что под конец она была ужасна, но те годы в Нью-Йорке — да. Они пролетели как одна минута, как мне потом казалось, но тогда я не сомневалась, что все будет длиться, как есть, пока нечто, смутно похожее на взрослую жизнь, не возьмет свое. Тогда я еще не мечтала о детях и не желала, чтобы Роберт нашел постоянную работу. Каждый день был таким, как надо, и полон волнующих событий или обещаний радости.