Похищение Муссолини
Шрифт:
«А почему бы и нам не создать добровольческий казачий корпус? Да под командованием Шкуро не высадить его на шотландское побережье? — хищно улыбнулся своим мыслям Скорцени. — А что, почему человек, сумевший поднять на восстание тубильцев Кавказа, не справится с этим в глубинах мятежной Шотландии? Предложить эту идею Шелленбергу, что ли? Тем не менее нужно отдать должное англичанам: они умеют ценить заслуги иностранцев. Там, где скуповатый рейх в основном наживает себе врагов, они щедро расточают никого ни к чему не обязывающие ордена. Высшие ордена королевства!»
И, отвлекшись от досье, Скорцени
«Так, на всякий случай», — оправдал он собственную недоверчивость.
А тем временем предводитель туземцев будущей английской колонии продолжал вершить чудеса. В сентябре 1919 года решительным рейдом в глубь обороны большевиков Шкуро овладел Воронежем. Перевешав на площадях всех, кого успел, он хотел двинуться дальше, на Москву. Но это был последний успех. И не только его корпуса. Тяжело контуженный, Шкуро оказался в госпитале. А вернулся в строй уже в Крыму, генералом армии барона Врангеля. «Черного барона», если ему, Скорцени, не изменяет память. Того самого, с которым начинал свою военную карьеру. Всё на круги своя, всё на круги…
Прочтя следующую запись, Скорцени вновь рассмеялся. Барон Врангель не нашел ничего лучшего, как направить «грабителя и пьяницу» Шкуро в составе миссии генерала Драгомирова в Париж, для переговоров с французским правительством. Узнав об этом, Талейран покончил бы жизнь самоубийством.
Однако сам Шкуро и не помышлял об этом. Едва осмотревшись в Париже, он узнал, что Врангель терпит поражение, и твердо решил для себя, что Франция ничуть не хуже Кубани или Черкессии.
33
Достигнув этой прелюбопытной страницы из жизни русского генерала, Скорцени потерял охоту к дальнейшему знакомству с досье. Знал: за этим начинается ничтожное бытие эмигранта. Но профессиональный долг все же заставил довести линию жизни генерал-лейтенанта на ладони судьбы до того мгновения, когда тот оказался под командованием казачьего генерала от СС фон Панвица.
В первые месяцы эмиграции Шкуро везло. Его благодетельственно поддерживали князья Волконский и Голицин, которым он в свое время помог бежать из Кисловодска. Потом прослеживались контакты с крупными русскими промышленниками в эмиграции — Гукасовым, Нобелем, Рябушкиным.
Неоднократно принимал у себя простолюдина-генерала и досточтимый граф Бенкендорф; благоволили к нему и графы Мусин-Пушкин, Воронцов-Дашков, снизошел князь Оболенский.
Но эмигрантские балы продолжались недолго. Что было потом? Ну естественно, антрепренер казацких джигитовок, маклер, частный подрядчик по строительству дорог в Югославии… Дороги, проложенные римскими легионерами, поизносились даже в этой варварской стране.
Однако строительство было для него не более чем насущным куском хлеба. Если он и прокладывал какие-либо дороги, то вели они, все как одна, в Россию. Другое дело, что там, в Югославии, он стал одним из организаторов «Совета Дона, Кубани и Терека» и создал из эмигрантов казачье войско.
Стоп!
«Непосредственно занимался подготовкой диверсионных групп для работы в России. Несколько групп было направлено им на Северный Кавказ и Кубань, с приказок организовать антибольшевистское восстание».
Так-так… Это совершенно меняет ситуацию. Запись начала представлять для Скорцени наибольший интерес.
Досье содержало еще десятка два всяческих донесений, однако для Скорцени они уже не были столь важны. Закрыв папку, он откинулся в кресле и, обхватив ладонью лоб, помассажировал пальцами виски. Ну что ж, к беседе с генералом Шкуро он готов. Но думал он сейчас вовсе не о том, как использовать генерала в тылу у русских. Ему вдруг пришла в голову шальная мысль: «А ведь очень скоро я, как и многие Другие офицеры рейха, окажусь в положении Шкуро, Краснова, Деникина».
Да, теперь Скорцени совершенно не исключал такого исхода. Ясное дело, о нем пока не принято говорить вслух. Но ведь вслух не принято говорить и о многом другом. Хотя такие запреты должны касаться лишь тех, кто находится вне их ведомства. Здесь же, в стенах имперской службы безопасности, самый раз подумать: не пора ли готовить диверсантов для действий в условиях конкретных земель Германии — Баварии, Саксонии, Померании — на случай, если они окажутся оккупированными русскими, англичанами или американцами?
— Ведь когда это произойдет, не только делать что-либо, но и думать о такой подготовке уже будет поздновато. Тогда и окажется, что патриоты Германии совершенно не готовы к борьбе в условиях тех или иных оккупационных зон: нет баз, явок и связей, нет валюты, не хватает людей, владеющих языком противника.
— Господин гауптштурмфюрер, — возник в телефонной трубке голос Родля. — Прибыл генерал-лейтенант Шкуро. Прикажете пригласить?
34
— Ну что, что, подъесаул Кульчицкий? Что случилось? Император Хирохито вошел в Москву?
— Радчук вернулся, господин ротмистр.
— Всего-навсего?
— Он прошел через границу и вернулся.
— Иначе какой смысл проходить ее?
Курбатов сидел на полу, по-восточному скрестив ноги и упершись в колени локтями сомкнутых у подбородка рук. Он был одет в холщовые брюки и рубаху, напоминающую борцовскую куртку дзюдоиста; одежда, в которой обычно тренировался.
Даже сегодня, когда до перехода кордона оставалось несколько часов и вся группа, кроме Кульчицкого и Радчу-ка, отсыпалась, ротмистр почти два часа отдал тренировке, упражняясь у одинокой старой сосны, что росла на утесе сразу за хижиной, в которой они нашли себе приют. Он только что вернулся и теперь старался поскорее восстановить силы. Хотя с удовольствием прервал бы свой отдых, чтобы тотчас же отправиться к границе.
— Что говорит Радчук?
— Что участок очень опасный. Он преодолевал его полчком, под кроной колючих кустарников, по острым камням.
— Ожидал, что дорогу ему выстелят паркетом?
— Не в этом дело. Он весь изодрался. Придется всем нам переходить границу в каком-нибудь рванье, а уж потом переодеваться.
— У нас еще есть четыре часа. Село рядом. Рванье нам помогут раздобыть японцы. Где этот гладиатор?
— Отмоется и явится для доклада.
— К черту отмывание. Сюда его.