Похищение Муссолини
Шрифт:
— Не думаю, чтобы могло произойти что-то серьезное. Но если все же произошло… Жду приказа.
— Исимура [27] вызывает. Начальник разведотдела Квантунской армии полковник Исимура. Не ясно, почему он вдруг занервничал. У меня создалось впечатление, что японцам не все нравится в нашем рейде.
— Очевидно, им доложили, что, хотя официальная версия цели рейда — заброска группы в… — Курбатов красноречиво взглянул на водителя, услышал от Родзаевского: «свой», но город все же назвать не решился, — а также инспекция нескольких старых диверсионных точек… На самом деле конечная цель несколько иная.
27
На
— Уверен, что знаете, какая? — ошарашил его фюрер-полковник.
— Уже не уверен.
— Для нас конечная цель — замысел атамана.
— Суть которого мне пока не известна. Тогда как вы представляете себе мою беседу с Исимурой?
Родзаевский долго молчал.
— Окончательные инструкции вы получите только на диверсионной базе, непосредственно перед выступлением. В этом смысл вашей тактики. К сожалению, я не смог связаться с атаманом. Исимура давний знакомый генерала. Но мне не ясно, насколько откровенными были их беседы. И вообще, происходили ли они в самое последнее время.
— Окончательные инструкции я получу лишь на базе, — кивнул Курбатов. Сложности взаимоотношений штаба русской армии с японской разведкой его не интересовали. — Для Исимуры этого будет достаточно.
— Загадкой остается другое — почему он вдруг пожелал видеть вас, ротмистр.
— Захотелось усложнить мне жизнь в России.
— Она и так будет не из легких, уж поверьте мне, князь. Вы не представляете себе, что там за режим. Слежка друг за другом, доносы. Любой появившийся незнакомец — сигнал для десятков платных и добровольных доносчиков.
— Создается впечатление, что все режимы одинаковы: что в России, что в Германии, что здесь, на земле, оккупированной Японией.
— Опасные выводы, — покачал головой Родзаевский. — Смелые, но опасные. Хотите покаяться? Изменить мнение о себе?
— Мнение о себе я изменю, лишь ступив на землю России. Вы же измените его, получив первые донесения.
Устало взглянув на Курбатова, Родзаевский отвернулся и несколько минут сидел молча, глядя куда-то перед собой. Ротмистр заметил, Как побагровела его худощавая, сплётенная из выступающих бугристых вен, шея.
— Хочется надеяться, ротмистр, хочется надеяться. Я ведь всегда считал вас одним из офицеров, наиболее преданных идее фашизма. Одним из наиболее надежных членов «Российского фашистского союза». Человеком, нацеленным на то, чтобы изменить мир.
«А ведь он действительно усомнился во мне, — удивленно признал Курбатов. — Достаточно было одной откровенной фразы. Ну что ж, фюрер-полковник остается верен себе».
— Вспомните, как сложно и неброско начинал свой путь к идее национал-социализма Гитлер. В каких условиях, в тюремной камере, создавал свой основной труд. Как боль души, его раздумия ложились на страницы выдающейся исповеди «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости» [29] . Лжи, глупости и трусости, князь Курбатов. Так вот, мы с вами для того и основали свой союз, чтобы не дать славянской нации окончательно погрязнуть во лжи, глупости и трусости. Основали, заметьте, здесь, неподалеку от Тибета и Гималаев, где нашли приют вышедшие из Атлантиды Великие Посвященные — арии. И откуда взошло, озаряя знамена белой цивилизации, бесконечное колесо [30] веры Бомпо.
29
«Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости» — таковым было первое название книги А. Гитлера, известной ныне всему миру как «Майн кампф» («Моя борьба»).
30
Имеется в виду свастика.
— Извините, господин полковник, но с трудами и философскими взглядами Гаусгоффера [31] и Блаватской я знаком достаточно хорошо.
— Разве я в этом сомневаюсь? — вновь оглянулся Род-заевский, озаряя аристократическое лицо благородной салонной бледностью. — Разве посмел бы усомниться в этом, князь Курбатов? Сейчас я веду речь не о знаниях ваших — о ваших убеждениях. О вере.
— Вы правы, — мрачно согласился ротмистр, задумчиво помолчав. — Я почему-то больше заботился о закалке тела, а не духа.
31
Генерал Карл Гаусгоффер — профессор, предсказатель, один из идеологов фашизма. Существует мнение, что именно он, человек, много путешествовавший по Азии, изучивший японский язык и тибетскую культуру, изобразил свастику в качестве символа фашизма. В 1946 г. он покончил жизнь самоубийством, соблюдая при этом ритуал самураев, — способом харакири.
— Искренность ваша похвальна. Отбросьте все лишнее. Вы, Курбатов, именно вы — и есть тот сверхчеловек, к идеалу которого стремимся все мы, арии. Взгляните на себя. Соизмерьте свою силу, свой интеллект, духовные возможности… Вы не имеете права погубить себя рутиной обыденного бытия, князь. Вы созданы для великой и величественной идеи. Приходится сожалеть, что до сих пор прозябаете здесь, на азиатских задворках, вместо того чтобы блистать во дворцах европейских столиц, потрясая Европу своей храбростью. Кажется, я знаю человека, с которым вы обязательно должны подружиться, который поймет и воспримет вас, как никто другой.
— Мне известно его имя?
— Имя, да, известно. Я имею в виду Отто Скорцени. Который в свое время блеснул в Вене, потом немного по-угас. Но сейчас о нем, похоже, опять вспомнили. Теперь он возглавляет диверсионную школу, расположенную недалеко от Берлина, руководит отделом диверсий Главного управления имперской безопасности. Словом, коллега.
— Попытаюсь встретиться с ним, — охотно согласился Курбатов, довольный тем, что фюрер-полковник оставил в покое его персону.
— Простите, что вмешиваюсь в разговор, — неожиданно подал голос доселе молчавший шофер. — Если я не ослышался, вы, господин князь, упомянули имя Гаусгоффера, поклонника Игнация Лойолы, к тому же прекрасно владеющего истинами буд дизма.
— Не ослышались, — сухо подтвердил Курбатов, недовольный тем, что водитель тоже решил продемонстрировать свою осведомленность.
— Хотел бы предупредить: полковник Исимура прекрасно знаком с работами Гаусгоффера.
— Вот за эту подсказку спасибо.
— И даже уверен, что генерал и философ Гаусгоффер показывает всем нам, европейцам, пример того, как следует постигать философию Востока. Путем, которым прошел в формировании своего сознания этот белый, должны пройти все остальные германцы, все арийцы. Кстати, себя, как и остальных японцев, Исимура тоже считает арийцем.
— Гитлера больше всего раздражает именно то обстоя-тельство, что цыгане имеют куда больше оснований величать себя арийцами, чем германцы, — заметил Курбатов:
Водитель на мгновение оглянулся и рассмеялся. Он прекрасно понял, что хотел сказать этим белокурый красавец князь.
— В любом случае будьте готовы к тому, что Исимура вспомнит о Гаусгоффере.
— Или попытайтесь напомнить ему об этом немце, если почувствуете, что ваш разговор не складывается, — добавил Родзаевский. — И не обращайте внимания на то, что у него, — притронулся к плечу водителя, — погоны унтер-офицера. На самом деле он капитан. Один из лучших моих разведчиков. Кстати, порывается идти в рейд вместе с вами.