Похищение столицы
Шрифт:
За забором дачи начинался густой кустарник, и Катя видела, как Г рех, точно медведь от погони, удалялся в глубь леса. Катя устремилась за ним. И бежала во всю прыть — так, что расстояние между ними быстро сокращалось. Они уже были далеко от дачи, когда она окликнула хакера. В ответ послышалось:
— Кто это?
— Это я, майор Катя. Не бойтесь меня. Я хочу вам помочь.
— Ну, подходите. Только знайте: я вооружен и со мной шутки плохи.
Катя подходила ближе. Говорила:
— Сбежала от Старрока. Он крепко спит. Лида подсыпала ему снотворного.
— Зачем?
— Ночью он должен был вызвать людей, чтобы доставить вас в Москву. Я ей сказала: пусть он спит, как мертвый.
— Вы майор милиции, у вас есть служебные обязанности.
Катя подала хакеру руку:
— Отсюда надо
— Но куда бежать? Я здесь не ориентируюсь.
— Я тоже. Знаю только, что в северной стороне от дачи есть шоссе, кажется, Ярославское. А если по этому шоссе поехать дальше к Сергиеву Посаду — там дача писателя, которого я знаю. Надеюсь, он нас примет как своих.
Они бежали минут двадцать; Катя спортсменка, ей нипочем была эта пробежка. Заметила, что и спутник ее бежит легко и дышит ровно. Скоро они сквозь деревья увидели мелькающие огни: шоссе! Катя остановилась, присела на ствол поваленной березы. Потянула за руку спутника:
— Садитесь. Я буду звонить.
Из сумочки, висевшей у нее на плечах, вынула сотовый телефон, позвонила:
— Лида! Я тебя разбудила? Прости, но мне нужно знать: нет ли там в доме и во дворе какого движения? Загляни в кабинет к Старроку, а потом пройди в большую комнату: оттуда из окна виден главный вход и будка для охранников. Все ли там спокойно?
Через пару минут телефон в руке Екатерины заверещал:
— Все спокойно. Охранники дрыхнут без задних ног. А Старик до одиннадцати будет спать. Я уж знаю.
— Хорошо, но ты закрой большую комнату на все замки и ключи держи под подушкой. В случае какой суматохи позвони мне.
Катя снова набрала номер, и голос ее зазвенел властно:
— Артур! Поднимайся и немедленно выезжай к деду. Я через час буду у него.
Спрятала телефон в сумку, повернулась к спутнику:
— Вы теперь меня не боитесь?
— Растолкуйте мне: что происходит в вашей милиции? Почему вы враждуете со Старроком?
Катя ответила не сразу. И ответила вопросом:
— Вы долго жили в Америке? И почему вы туда уехали?
— Я жил там три года. Нас, группу ученых-ракетчиков, гайдаровский министр послал в служебную командировку для оказания помощи американцам в каких-то космических делах. Институт наш закрыли, уникальное оборудование распродали, а мы оказались за бортом. Я в то время руководил лабораторией, был уже доктором наук и успешно налаживал особо важный проект. Полгода не получал зарплаты, родители страдали от безденежья,— я, конечно, принял приглашение, а там меня засадили за секретную программу по компьютерным операциям. Американцы — ушлый народ, они умеют смотреть далеко вперед; налаживали космические войны, а для этого им надо двинуть компьютерные дела. Вот я и двигал их, но главные секреты своих открытий оставлял у себя, припрятывал для России. Ну, если рассказывать все подробности — долгая история! Дружки мои Кахарский и Фихштейн кое-что прознали о моих достижениях и стали уговаривать меня работать с ними. Достали нужные документы, организовали побег из Америки. Они скоро и сами приедут в Россию. Г оворят, что сейчас здесь у нас создаются для них еще лучшие условия, чем в Америке. Там у них схвачена не вся полиция, а здесь, говорят, и милиция у них в кармане. Ну, вот я и здесь. Едва сошел с самолета, попал в объятия к Старроку. Говорю вам, а сам думаю: «А зачем я ей все это рассказываю?.. Она — человек Старрока и завтра же все ему передаст».
Он замолчал и склонил над коленями свою тяжелую, густо заросшую льняными волосами голову. С северо-запада на лес надвинулась туча, и ночь помрачнела до чернильной темноты. Спутники уж и не видели друг друга, а лишь угадывали силуэты.
— Темень-то какая, а?.. Хоть глаз коли. Поди ведь страшно вам?
— Нет, нисколечко.
— Ой ли! Так я вам и поверил. Я ведь для вас совсем незнакомый человек. А, может, и не человек вовсе, а чудовище. Недаром же зарос весь, как обезьяна.
— Не застращаете. Не боюсь я вас.
— Ишь, слово какое: не застращаете. Откуда знаете? Чай в деревне жили.
— Нет, не жила в деревне. Читала много.
— Так совсем меня не боитесь? Вдруг насильник какой. Или убийца?
— А вам не стыдно... пугать меня?..
— Стыдно. Не буду больше. Не буду. Простите. Вот такой я — пустой и глупый, как барабан. И зря вы со своим Старроком в меня вцепились. Теперь-то уж, видите, наверное, что никакой я не гений. И уж, конечно, не компьютерный волшебник. Кое-чего смыслю в них, в этих маленьких машинках. Но кое-что — и только. А вы тут черт-те чего забрали в голову. Вот оставлю вас с носом — будете знать. Нашли кому поверить: Сене Фихштейну да Мише Кахарскому. Это они Старроку все наплели. Кахарский и Фихштейн. Да это и не люди совсем — жулье мелкое. Не работают нигде и ни к чему не способны. Живут на стипендию Льва Толстого — чудака нашего, русского. Я бы о нем сказал: с придурью был старик, да нельзя, Толстой ведь! О нем Ленин вон как написал: «Зеркало русской революции». А какое же это зеркало, если он в революции главного действующего лица не увидел — еврея. И во всех своих романах и рассказах еврея в упор не замечал. Выходит, слеп он был, или глуп, или бесчестен.
— Толстой-то в свое время самым умным писателем на планете числился.
— Именно, числился. В наше время и Солженицына многие таковым числят. А в Америке его мерзавцем называют, потому как Родину свою и народ русский грязью мажет. Толстой не мазал, но зато евреев любил. И женат был на еврейке. А однажды письмо в защиту евреев написал. Но тут же опомнился и помчался на лошади в Тулу на почту. Там письмо-то еще не успели отправить, так он и забрал его. Вон ведь какую глупость чуть не отмочил! Глупый он человек, хотя и очень умный.
— Как же это так: глупый и умный одновременно?
— А это бывает — и частенько. В народе их называют: умный дурак. В ученом мире таких много. От природы-то он дурак, а в чем-то одном талант гения имеет. Вот и чудит такой человек: одно слово скажет умное, другое — глупое. Как Толстой наш. Убеждал каждого: злу не противьтесь, и если вам врезали в одно ухо, подставляйте другое. Видел я таких. Между прочим, и сам на такого похож. В политике ни бельмеса не смыслю, а в компьютерном деле кое-что успел. Бородатый, как я, Карл Маркс, неглупый еврей, такое явление профессиональным кретинизмом называл. Так вот я про своих дружков Сеню и Мишу и говорю: толстовскую стипендию они получают. Есть там такая. Пятьсот долларов в месяц каждому приезжающему из России еврею платят. Это зарплата нашего президента. Пять лет они ее получают. На нее и живут. Ишь ведь как Бог пометил нашего умника, Толстого: все его труды после смерти евреям достались. Это как изобретатель динамита Нобель. Он свои деньги большим ученым за великие открытия завещал, а того не подумал, кто распределять его денежки будет. А они, как и следовало ожидать, в еврейские руки попали. Вот и лепят они его премии одним евреям: Солженицыну дали, питерскому поэту Бродскому тож. А вы раскройте их книги, посмотрите, как они написаны. Черный квадрат Малевича — и не больше! Ну, вот — наговорил вам целый короб глупостей, а вы, чай, меня слушаете и думаете: хакер он и есть хакер. Ну, так вы скажите же мне: что происходит в вашей милиции, если вы, майор, готовы работать против своего генерала?..
Тучи свалились за горизонт, и небо, обрадовавшись, засияло. Звезды, точно глазки маленьких зверят, опустились к лесу, весело заглядывали собеседникам в лицо. Катя не торопилась ехать на дачу к Петру Трофимовичу,— неудобно ночью будить писателя. Думала так: пусть Артур приедет на дачу первым, а тогда и они подоспеют. Объясняла Г реху:
— Три года вас не было в России — это целая вечность. У нас война, но война особая; такой войны русская история еще не знала. Пушки молчат, у русских даже нет автоматов Калашникова. Ночью, под шум речей новых властителей, противник вытащил из банков главное оружие: деньги. Русские люди и по сей день не понимают, что же с ними происходит? И только самые умные и прозорливые проснулись, скликают друг друга, собираются в отряды, создают ополчение. Русские отряды теперь везде — есть они и в милиции. Старрок — власть, но конкретные операции выполняют русские люди. Он хотя и натаскивает в наше отделение кавказцев, но большинство-то пока остается за русскими. А если русские окажутся и в меньшинстве — все равно за нами будет победа; во-первых, потому что мы славяне и наш дух еще никому не удавалось сломить, а во-вторых, еще и потому, что сила не в количестве людей, а в правде.