Похищенная
Шрифт:
Я даже понятия не имела, как начать объяснять то, что произошло тогда. Прошло всего пара недель, как я вышла из больницы, и я дремала в своей старой комнате в доме у мамы, когда вдруг услышала в кухне какие-то голоса и, спотыкаясь, направилась туда, чтобы попросить ее и тетю Вэл говорить потише.
Мама стояла ко мне спиной и держала перед собой большую кастрюлю с чем-то, а рядом с ней был мужчина. Он тоже стоял ко мне спиной и наклонялся вперед, как будто она чем-то кормила его из ложечки. Я попятилась обратно в комнату, но пол подо мной заскрипел. Люк обернулся.
Откуда-то издалека я услышала, как мама сказала:
—
Ее хриплый смех прозвучал в атмосфере, где царили ореган, базилик, томатный соус и напряжение.
Мне всегда нравилось в Люке его честное лицо, но сейчас оно стало бледным от шока. Он видел меня в больнице, я уверена, что он видел мои фотографии в газетах, но с тех пор я еще похудела, а в старом тренировочном костюме Уэйна смотрелась, вероятно, еще более худой, чем на самом деле. Под глазами у меня были черные круги, я несколько дней не мыла голову и не расчесывалась. А Люк, разумеется, выглядел еще лучше, чем в моих воспоминаниях. Его белая футболка подчеркивала загар и мышцы на его груди. Его темные волосы, более длинные, чем в момент моего похищения, блестели под ярким светом лампы.
— Я принес тебе цветы, Энни.
Он указал в сторону вазы, полной цветов, которая стояла на стойке. Розовые розы.
— Я поставила их в воду для тебя, Мишка Энни.
Мама смотрела на розы, и глаза ее были прищурены — совсем немножко, никто бы этого не заметил, но я-то знаю свою маму. Она сейчас сравнивала эти цветы со своими, и сравнение это было не в их пользу.
— Спасибо, Люк. Они очень красивые, — сказала я.
Несколько секунд, показавшиеся мне часами, единственным звуком в кухне было бульканье соуса на плите, а затем сюда с важным видом ввалился Уэйн и хлопнул Люка по плечу.
— Люк! Рад видеть тебя, сынок. Останешься пообедать снами?
Мама, Уэйн и я уставились на Люка, и лицо его залилось румянцем. Он посмотрел на меня и сказал:
— Если Энни…
— Разумеется, Энни хотела бы, чтобы ты остался, — сказал Уэйн. — Черт! Для нее будет совсем неплохо встретиться с кем-то из друзей. — И прежде чем я успела согласиться или возразить, Уэйн уже обнял Люка за плечо и повел его из кухни. — Я бы хотел узнать твое мнение по одному вопросу…
Мы с мамой переглянулись.
— Мама, ты могла хотя бы предупредить меня, что он здесь.
— Когда, интересно, я могла это сделать? Ты совсем не выходишь из своей комнаты.
Ее качнуло, и она оперлась рукой о кухонную стойку.
И только теперь я заметила — мамино лицо раскраснелось не только от жара печи. Веки были слегка приопущены, причем одно из них, правое, как обычно, ниже, чем другое. То, что искали мои глаза, стояло за коробкой с макаронами, но в пределах досягаемости: это был стакан, в котором, как я знала, была водка.
Я заметила, что в мое отсутствие мамино пристрастие к «затуманиванию сознания» достигло новых высот. Через пару дней после возвращения домой я как-то вышла из своей спальни, потому что почувствовала запах паленого. В печке я обнаружила порцию того, что должно было стать печеньем с ореховым маслом, а мама в это время отключилась перед телевизором, где показывали
Ее розовый халат — или пеньюар, как она называла его на своем плохом французском, — был широко распахнут, обнажив шею и верхнюю часть маленькой груди. Я заметила, что мамина кожа, которая всегда была предметом ее радости и гордости, — впрочем, у нее было совсем немного таких частей тела, которые она не считала предметом своей радости и гордости, — становится сухой и морщинистой. В руке у нее была бутылка водки — картина, таким образом, изменилась, потому что раньше она, по крайней мере, смешивала эту штуку с чем-то еще. Видимо, она заснула только что, поскольку сигарета в ее полных губах все еще дымилась. Столбик пепла был уже несколько сантиметров длиной и, пока я стояла и смотрела, дрогнул, сорвался и упал на ее обнаженную грудь. Завороженная видом того, как багровый огонек подбирается все ближе к губам, я подумала, интересно, проснется ли она, когда он начнет жечь ее, но потом аккуратно вынула окурок. Не прикасаясь к маме, я наклонилась и сдула пепел у нее с груди, потом выбросила горелое печенье и вернулась в постель. Я решила, что ее пьянство несколько поутихнет, пока я живу у них.
Сейчас, стоя в кухне, она заметила мой взгляд и передвинулась, заслонив стакан. Глаза ее просили ничего не говорить.
— Ты права. Прости.
Так было уже легче.
Не в состоянии задумываться над тем, как изящно выйти из создавшейся ситуации, я вскоре уже помогала накрывать на стол, стараясь не смотреть Люку в глаза. Он протянул руки, чтобы взять у меня горячую миску, и я вспомнила эти руки на мне… Но потом я вспомнила на мне руки Выродка и выронила миску. Хорошая реакция позволила Люку поймать ее, до того как она долетела до стола, но мама все равно заметила это.
— Ты в порядке, Мишка Энни?
Я кивнула, хотя была далеко не в порядке. Я сидела по диагонали от Люка и молча возила макаронами по тарелке. Я слишком хорошо знала, что часы над головой не разрешают мне есть в это время, и мой пустой желудок мучительно сжимался.
Во время обеда отчим пытался рассказать Люку о своей последней бизнес-идее, но мама перебила его, поинтересовавшись, заметил ли Люк, что в чесночный хлеб, который печет сама, она добавляет еще и свежую петрушку. О, не хочет ли она сказать, что петрушка эта с ее собственного участка? Уэйн вставил еще пару фраз и взял паузу, чтобы набить рот. А мама была уже тут как тут. Она принялась объяснять малейшие нюансы приготовления идеального соуса к спагетти, куда, похоже, входили также прикосновения к руке Люка каждые двадцать секунд и ободряющие улыбки в его сторону, когда он задавал вопросы.
После того как тарелки у всех опустели, в разговоре наступила пауза, потому что теперь всеобщее внимание было приковано к моей по-прежнему полной тарелке. Потом Уэйн сказал:
— Сейчас Энни уже намного лучше.
Мы все дружно уставились на него, а я подумала: «Лучше? По сравнению с чем?»
— Лорейн, — сказал Люк, — это было просто поразительно, и вы правы: наше спагетти в ресторане даже сравнивать с этим нельзя.
Мама похлопала его по руке и ответила: